– Ну, что ты так неласково? Я ж страдаю… – Олаф искренне расстроился, но шарить руками по ее груди прекратил, чуть отстранился. От бородача пахло жареным луком, который Чен сегодня просыпал в вечернюю кашу – неудачно вскрыл пакетик. – Знаешь, каково это, когда даже подрочить не можешь? Здесь же война, все нервные.
– Вернешься домой и подрочишь, – Лин оттеснила здоровяка в сторону и зашагала к лагерю – хорошо, хоть поссать успела до «визита». А то штаны бы потом снимать и вовсе расхотелось.
– Так еще ж четыре месяца? А-а-а? Ну, может, хоть разок? Тьфу, что за бабы пошли…
Она ненавидела местных москитов.
Как они пробирались в палатку? Ее спасало одно – знание о том, как ловить «Джоновы» шарики – теперь этим же методом она отлавливала комаров. Закроешь глаза, настроишься на звенящую в темноте точку – и хвать! Писка нет. Вот только следующий снова будил ее тоненьким звоном. Сволочи!
Наружу она вылезла за водой – у костра одиноко сидел Олаф. Этой ночью он снова дежурил.
– Садись, баба. Раз уж трахаться не хочешь, так хоть посиди со мной.
Лин долго стояла в нерешительности – Чен спал, Фрэнки тоже – из их палатки доносился синхронный храп. Кажется, пили они этим вечером вместе – Бойд разрешал. Чем бы люди ни расслаблялись – лишь бы расслаблялись.
Летели в черное звездное небо искры. Ночь стояла студеная, кусачая – вдали от костра Лин мерзла.
– Садись, – похлопал по бревну здоровяк.
Торс его, как всегда, был обнаженным, на ногах широкие штаны, в руках ненаглядная секира – чистая. Олаф аккуратно водил по краю лезвия точильным камнем.
– Скучно мне одному.
Белинда села рядом – чутьем поняла, что бородач на сегодняшний отказ не обиделся. Расстроился, вздохнул, но зла держать не стал – хороший мужик.
– Про Бойда ты спрашивала…
– Т-с-с-с… – Лин приложила палец к губам – дурак, мол, начальник все услышит.
– Да нету его, куда-то на разведку ушел. Не спалось ему.
– Один ушел?
– Один. Он не в первый раз так… Все что-то разнюхать, понять пытается.
Огонь приятно согрел ладони и колени, но теперь мерзла спина – хоть вертись, как поросенок на вертеле…
– А не сожрут его… одного?
– Его? Не сожрут, – каска Олафа в свете костра сияла золотом. – Он за годы здесь так научился драться, что его сам черт не одолеет.
– За годы?
Лин навострила уши – сделала вид, что ей не очень-то и интересно, потянулась за кружкой, набрала из алюминиевой посудины воды. Напугалась, что скребанула по дну слишком сильно и разбудила мужиков, но нет, те продолжали мирно сопеть.
Ей и самой бы поспать.
– Да, давно он здесь – не говорит, за что. Вообще на эту тему молчит. Раз только обронил, что дни считал первые два года, потом перестал. Так что, может, и пять, и десять – не знаю. Знаю только, что люди вокруг него меняются, а он всегда здесь остается.
– Зачем?
– А леший знает – зачем. Только думается мне, что если бы он мог отсюда выйти, давно бы уже вышел, потому что только больной человек добровольно сидел бы здесь годами. А коммандос – человек жесткий, но точно не больной. Согласна?
Он повернулся и подмигнул ей.
– Сама-то зачем в Лес пришла?
Лин отпила из кружки холодной воды.
– Дура потому что.
Назад в палатку она возвращалась под сиплый, сдавленный смех мужика в каске.
Ночь. А сон не шел.
Вспоминался город и его далекие огни – вновь поплыл перед глазами тот день, когда умер Роштайн. Тяжело, и ничего не сделать – ей с этим камнем жить всю оставшуюся жизнь, придется привыкать. Вину ничто и никогда не смоет, даже собственная смерть. И кому от нее сделается легче – ушедшему на тот свет Иану? Он, как раз наоборот, желал бы, чтобы Белинда жила…
А Бойд, оказывается, – сложная личность, личность-загадка. И историю свою он ей – бабе-курице – не расскажет никогда. Жаль. Очень бы хотелось ее послушать.
На жестком матрасе Лин ворочалась с боку на бок, пыталась согреться под тонким одеялом – как же тут жить в этом Лесу? Ни помыться, ни подмыться, ни согреться.
«Первые два года считал…»
«Сколько же ты здесь, Бойд? И почему?»
Прямолинейный, жесткий, грубый, но он был ей симпатичен. Вот этой своей прямотой и отсутствием лицемерия, честностью. Поставь в ней ряд всех мужиков из лагеря, и она выбрала бы его – татуированного шрамами Уоррена. Да и вообще, скорее всего, выбрала бы его из всех мужиков, которых когда-либо встречала в своей жизни.
С этой нехитрой мыслью Лин провалилась в дрему.
* * *Проснулась она, когда рассвело даже в палатке, под доносившийся снаружи хохот мужиков.
– Не дала? Да потому что не тебя она в кустах ждала.
– А кого – тебя?!
– Меня!
– Нет, меня! – глумились ее соратники.
– Вот и проверим в следующий раз.
Белинда закатила глаза. Они теперь отлить ей спокойно сходить не дадут – так и будут искать мужицкую удачу, вламываясь к ней в кусты. Мочиться ей отныне, что ли, прямо у костра?
– Тихо! – вдруг раздался голос Бойда. – Слышите?
И далекий отрывистой звон колокола услышала даже она; спокойный солнечный день, до того напоминавший ей обыкновенный туристический поход с друзьями в лес, вдруг сделался надрывно-мрачным. Запахло близкой смертью.
Белинда резко выбралась из-под одеяла.
– Я туда! – бросил командир. – Просят одного.
И затрещали под ногами ветки.
(Brian Tyler – Assassin's Creed IV Black Flag Main Theme)
Бойд давно скрылся из вида, а тварей все не было видно. Замерло солнечно-зловещее утро и люди вокруг прогоревшего костра. Все с оружием наготове.
– Где они? Ведь был же звук…
– Был.
Был. Его слышала даже Белинда – мерзкий, пакостный, похожий на шипение и тоненький свист – он всегда предварял приход врагов (и слава Богу, иначе что их давно сожрали бы).
– Слушайте, нас окружили, – пристально вглядываясь в густые заросли папоротников, процедила Лин, – нужно перегруппироваться.
На нее глянули с недоверием и беспокойством, но препираться не стали – быстро сменили позиции.
– Они отсекли от нас главного. Это засада.
– Типун тебе, баба… – Олаф перехватил секиру двумя руками.
Чен уже встал в боевую полуприсядь; Фрэнки жадно глотал все, что осталось во фляге.
«Не свалился бы… – ей хотелось зарычать в его сторону, – нас и так мало, а ты пьешь!» Но кто она такая, чтобы указывать?
С минуту вокруг них стояла полная тишина – стих даже ветер.
А после понеслось: навалились сразу со всех сторон.
Она прыгала, кружилась, вертелась и испытывала кураж – рубила и секла в полную силу, ни одной зверюге не позволяла уйти. Собака с тремя ушами? Нет головы у собаки. Мутант с когтистыми лапами в размере четырех штук? Нет мутанта… Птицы сыпались с неба, как в тире, – Лин вспарывала им брюшины, отсекала крылья и заодно умудрялась видеть все, что происходило с остальными и задорно орала:
– Олаф, справа!
Здоровяк развернулся как раз вовремя для того, чтобы припечатать щитом чей-то слишком быстро несущийся на него нос.
Чену помогла со зловешей сколопендрой, после пару минут билась с узкоглазым спина к спине, но атаки лишь усиливались.
Танцевал и уворачивался от укусов
