Ларри засиделся за книгой допоздна. А утром за завтраком заявил отцу:
– Теперь я еще больше убедился в своей правоте. Есть лучший способ ведения бизнеса. – И он процитировал другой пассаж из книги: – «”Юнайтед фрут компани” принесла бы Америке куда больше пользы, если бы в первую очередь заботилась об улучшении качества жизни и социальных благах, а не о наживе».
Уильям Корнфорд молча смотрел на сына поверх развернутой «Таймс».
– Просто дай мне шанс доказать.
– Что ты собираешься доказывать, милый? – спросила Джеральдина, тоже садясь за стол.
– Что наш бизнес может служить процветанию всех.
– Всех – это кого? – переспросила Джеральдина.
Ларри посмотрел на отца:
– Всех сотрудников.
– Разумеется, бизнес служит процветанию сотрудников, – согласилась Джеральдина, – у них есть рабочие места.
– Что скажешь, пап?
– Я скажу, что тебе стоит сделать. Думаю, тебе нужно съездить на Ямайку.
Ларри в восторге вскочил и заметался по столовой.
– Я думал о том же! Конечно, надо ехать на Ямайку. Надо все увидеть, все выяснить! Конечно, мне надо поехать на Ямайку. Уверен, мы сможем производить и продавать в два раза больше, чем сейчас.
– Я не сомневаюсь, что ты прав, – улыбнулся отец.
– А когда ты поедешь? – спросила Джеральдина. – И надолго ли?
– Ты ведь не против? – Ларри повернулся к ней, озаренный новыми надеждами.
– Конечно нет, – хладнокровно ответила Джеральдина. – Ты кормилец. Работа должна быть на первом месте.
* * *За день до отплытия Ларри получил письмо, адресованное Лоуренсу Корнфорду, менеджеру головного офиса «Файфс». Кто-то из сотрудников уже распечатал его, наверняка решив, что адресовано оно его давно усопшему деду. Письмо оказалось от Нелл.
Милый, мы уезжаем жить во Францию, но я не могу бросить все, не написав тебе. Полагаю, ты меня ненавидишь, но напрасно, ведь я бы все объяснила, если б ты дал мне шанс. Милый, я сделала это ради тебя, и разве я не оказалась права? Ты не был уверен в своих чувствах ко мне. Я разыграла всю эту историю, чтобы посмотреть, что ты скажешь. Я разглядывала тебя и сперва увидела испуганного мальчика, а потом джентльмена, ведомого чувством долга. И ничего более. Полагаю, ты был обижен, сердит и все такое прочее, но теперь я уверена, ты все позабыл и простил меня. Мы с Тони Армитеджем поженились, ты наверняка слышал, но я сама не понимаю почему. Ведь большую часть времени он ведет себя как свинья, да и слава в голову ударила. Топает ногами, бухтит, обзывает всех дураками, нудит о том, как ненавидит задавак и выпендрежников. Поэтому мы и переезжаем во Францию, хоть я и сомневаюсь, что во Франции нет задавак и выпендрежников. Я действительно люблю тебя, милый, забудь о прошлом и приезжай к нам в гости во Францию в городок Ульгат, это чуть южнее Довиля. Там я буду с ума сходить от тоски и, скорее всего, убью Тони. Ему-то все равно, его заботят только собственная слава да картины, что меня, по правде, почему-то успокаивает. Если я его не убью, мы с ним поладим. Помни, мы обещали быть друзьями. Ими мы и должны остаться, ведь это куда лучше, чем любовники. Из-за секса у мужчин столько проблем, что мне он уже осточертел. Пожалуйста, напиши по указанному сверху адресу и скажи, что простил меня.
34
После дня езды по длинным, прямым пустым дорогам Эд прибыл в Нарбонн, что в департаменте Од, остановился в скромной гостинице и поужинал в одиночестве телятиной, к которой подали превосходное местное красное вино. Потом по привычке расспросил хозяина о здешних виноградниках и выяснил, что лучшие вина производятся южнее, в треугольнике между Пиренеями и морем. Ему посоветовали поискать имение около деревни Трей. А в особенности рекомендовали Монгайар.
На следующее утро Эд отправился на юг. В неглубоких долинах по обе стороны пыльной белой дороги были разбиты виноградники, прикрытые лесополосами из кипариса и миндаля. Дальше виднелись низкие холмы и розовая земля в серых пятнах олив. Раскидистые пинии на холмах склонялись под порывами ветра. Эд проезжал домики, такие же розовые, как и земля, на которой они стояли. Вокруг не было ни души. И дома, и амбары выглядели заброшенными.
Добравшись наконец до деревни, он зашел в бар, где ему подсказали, как проехать к замку.
Эд отправился дальше, вверх по дороге, петляющей между аккуратными виноградниками. Наконец показался замок – незатейливый каменный куб с башней, пристроенной явно позже и непонятно зачем. У распахнутых дверей стояло два допотопных авто. Эд постучал и, не дождавшись ответа, позвал хозяев. Выбежала девочка лет десяти, тараща на него глаза, и снова убежала. Прошло еще несколько минут, прежде чем послышались тяжелые шаги и показался крупный пожилой мужчина – седой, с обрюзгшим изжелта-серым лицом. Он сутулился, как многие высокие люди, отчего выглядел мрачно и подавленно.
Эд представился и объяснил, зачем приехал. Хозяин, которого звали месье де Набан, качал головой и потирал щеки, удивляясь, что англичанин проделал такой путь, чтобы купить у него вино. Потом пригласил гостя войти.
Внутри, как показалось Эду, замок представлял собой единственную комнату, в которой и протекала вся жизнь семейства. Ставни были закрыты от жары, и в полумраке Эд различил пожилую даму на диване, детей вокруг обеденного стола, внушительный камин с плитой для готовки, рояль и рядом с ним какую-то сельскохозяйственную технику, которую чинил молодой парень. Подбежавшие собаки с любопытством обнюхали ноги незнакомца.
Эду предложили кресло в чехле в той части зала, что соответствовала гостиной. В таком же кресле напротив сидел другой пожилой мужчина, маленький, точно гном, лысый, с гладким невыразительным лицом и необыкновенными усами – седыми и закрученными. Их не представили друг другу, и мужчина пялился на Эда напряженно и неулыбчиво, будто полагая себя невидимым.
Де Набан что-то сказал. Дети вскочили и убежали, появилась женщина средних лет в фартуке, сделала легкий реверанс Эду и удалилась.
– Vous mangerez chez nous,[24] – предложил де Набан.
Эд благодарно принял приглашение.
Дети принесли еду – миску оливок, свиную кровяную колбасу, паштет, буханку деревенского хлеба и кругляш масла.
– Pour boire, il faut manger,[25] – наставительно произнес де Набан.
Вино принесли в бутылках без этикетки. Эд и хозяин, а также друг хозяина с роскошными усами наполнили бокалы. Прочие члены семьи и собаки глядели на них из сумрака. Вино было необычное – очень зрелое и ароматное. Де Набан наблюдал, как Эд пьет, и с удовлетворением следил за реакцией.
– Notre premier vendange depuis la guerre.[26]
Эд
