Причем это был не просто образ. От него веяло чувством. Тот, кто его сделал, работал с любовью. Отдал витражу частичку своей души.
Изображение было детализированное. Замысловатое. Драные, заляпанные грязью носки мальчишек. Обтянутые кожей костяшки на испачканных руках, сжимающих винтовку. Револьвер в кобуре одного из изображенных. Медные пуговицы.
Да, художник работал с большой любовью. Вплоть до последней детали.
И тут Амелия кое-что увидела. Она встала и двинулась между скамьями. Ближе, ближе.
– А ты не должна вспыхнуть огнем? – спросила Рут, когда девушка проходила мимо.
Амелия шла прямо к витражу и смотрела на одного из юношей. На того, что с револьвером. Из его котомки с одной стороны, где пряжка была сломана, торчал лист бумаги.
Она приблизилась почти вплотную и разглядела три сосны. И снеговика.
Глава двадцать первая
– Срань господня! – выдохнула Мирна, отступив от окна.
– Следите за языком, – строго произнес Жак.
– Она сказала «господня», – вмешалась Рут. – Ты что, не слышал?
Мирна отошла еще на шаг назад. Клара подошла ближе, чтобы лучше рассмотреть.
Как только Рут увидела, что торчит из котомки мальчика-солдата, она отправила Амелию за Кларой, Мирной и Рейн-Мари.
– Карта, – прошептала Рейн-Мари, вставая на место отошедшей в сторону Клары.
И теперь они сидели все вместе, разглядывая копию карты, которую вытащил из своей сумки Натаниэль.
– Откуда она у солдата? – спросила Рейн-Мари, и от ее дыхания юноша на стекле немного запотел. – Карта Франции или там Бельгии. Вими или Фландрии. Карта поля боя – это было бы понятно. Но Три Сосны не поле боя.
– И ведь никто не обращал внимания, – сказала Клара. Она встала и снова подошла к витражу. – Я всегда им восхищалась, но никогда не разглядывала.
– Кто они были? – спросила Хуэйфэнь. – Тут внизу много имен. Это они?
Она показала на подпись под витражом:
Они были нашими детьми
А потом список. Никаких званий, только имена. В смерти они все стали равны.
– Этьен Адер. Тедди Адамс. Марк Больё.
Трескучий голос Рут наполнил церковь. Все оглянулись на нее и увидели, что старая поэтесса не читает имена. Она смотрит перед собой на алтарь. И произносит их по памяти.
– Фред Дажене. Стюарт Дэвис.
– Ты их выучила? – спросила Мирна.
– Наверное, – ответила Рут.
Она посмотрела на окно, на надпись, на юношей, имена которых знала наизусть.
– Я думала, этот витраж, он вроде как обобщение, – сказала Мирна. – В память всех, кто погиб на войне, а не конкретных парней из этой деревни. Но теперь у меня возникли вопросы.
– Кто они? – подхватила Рейн-Мари.
– Кто он? – уточнила Клара, показывая на молодого человека, который явно был центром композиции.
– У него револьвер, а у других – винтовки. Почему? – спросила Рейн-Мари.
– Мне кажется, револьверы носили только офицеры, – сказала Мирна.
– Он не может быть офицером, – возразила Хуэйфэнь. – Он совсем мальчишка. Наших лет. А может, и моложе. Все равно что сказать… – она показала на Натаниэля, – будто он старший инспектор. Это смешно.
– Кто знает, кто знает, – пробормотал Натаниэль, но его никто не услышал.
– Не так уж и смешно, если все погибли, – сказала Мирна. – Повышение в звании на поле боя.
– И все же главный вопрос, почему у него оказалась карта, – сказала Клара, показывая на карту, торчащую из его котомки.
Они посмотрели на карту, которую достал из сумки Натаниэль. И хотя перед ними была всего лишь ксерокопия, они по-прежнему видели слезы и грязь. Прежде они думали, что грязь накопилась на витраже за много лет.
Но может быть, это была не просто грязь.
* * *– Это невероятно, – сказал Арман в трубку своего сотового, ловя на себе взгляды остальных сидящих в конференц-зале академии и всем своим видом показывая, что просит прощения.
Сэндвичи и лимонад им принесли в конференц-зал. Сэндвичи на белом хлебе из пекарни ПОМ[45] загибались по краям.
Ел их только Жан Ги. Гамаш знал, что его зять съел бы и столовые приборы, если бы никто не видел.
– Ты уверена, что это та же карта? – Он послушал несколько секунд. – Да, снеговик.
Бовуар, Лакост и Желина могли слышать из разговора лишь реплики Гамаша. Телефон зазвонил, когда они допрашивали последнего из преподавателей.
Профессор Шарпантье сидел, держа руки на коленях. Абсолютно владея собой. Вот только потел. Истекал потом. Даже его лицо блестело, и Жан Ги волновался, как бы он не умер от обезвоживания.
– Воды?
Он налил в стакан воду из графина и пододвинул к Шарпантье, но тот отрицательно покачал головой.
До этого момента он на все вопросы отвечал односложно. И не потому, что пытался что-то утаить от них. Напротив, несколько влажных слогов, которые им удалось выдавить из него, свидетельствовали о его желании помочь.
Видел ли он что-нибудь?
Резкое отрицательное покачивание головой.
Слышал ли он что-нибудь?
Такое же покачивание.
Хорошо ли он знал Сержа Ледюка.
Еще одно покачивание.
– Что он преподает? – прошептал на ухо Бовуару заместитель комиссара Желина, пока Гамаш говорил по телефону. – Его личное дело пусто.
Он кивнул на лежащую перед ним раскрытую папку.
– Тактику, – ответил Бовуар. – Его принял на работу коммандер Гамаш. Он числится преподавателем, но преподает только в одном классе. Продвинутая тактика для выпускников.
– Он мог бы обучать водным видам спорта.
Профессор Шарпантье сидел абсолютно неподвижно, словно затаившееся животное. Единственное, что у него двигалось, – это капелька пота, скатывающаяся к кончику носа.
Лакост, Бовуар и Желина смотрели на нее как зачарованные.
– Почему он здесь, если практически ничему не учит? – спросил Желина, когда капелька упала.
Гамаш все еще разговаривал по телефону с женой.
– Он готовит тактические упражнения для кадетов, – прошептал Бовуар. – Серию вопросов типа «что, если». Для первокурсников это начинается в виде письменных примеров и тестов, но потом они переходят к ролевым играм и макетам. Мы построили макеты в натуральную величину для их упражнений, а далее они переходят к решению вопросов о том, как действовать в разных ситуациях. Это новинка.
– Ее привнес коммандер Гамаш?
– Oui. И этого преподавателя заодно. Суть в том, чтобы научить кадетов разруливать разные ситуации, не прибегая к силе. Но если уж приходится применять силу, то они должны владеть наиболее эффективными способами ее применения.
Заместитель комиссара одобрительно кивнул:
– Коммандер знал этого Шарпантье, прежде чем принять его?
– О да, несколько лет назад месье Гамаш лично принимал Гуго Шарпантье в Квебекскую полицию.
– Он офицер Квебекской полиции? – спросил Желина.
– Был какое-то время.
– Один из протеже месье Гамаша?
– Поначалу. Но потом его взял под крыло кое-кто другой, – сказал Бовуар. – Когда Шарпантье продемонстрировал способности к тактике.
– Правда? И кто же это?
– Суперинтендант Бребёф.
Желина кивнул, приняв к сведению полученную информацию. Он посмотрел на инвалидное кресло Шарпантье:
– Он ранен?
– Нет. У него, кажется, что-то вроде болезни Паркинсона, – сказал Бовуар. – Бывают дни, когда он ходит с тростью, но по большей части ездит в кресле-каталке. Так ему легче и быстрее.
– Вы работали с ним в полиции?
– Non, он недолго там оставался. Уволился и открыл собственную компанию. Работает консультантом. Видимо, он хорошо знает свое дело, – сказал Бовуар. – Иначе месье Гамаш не пригласил бы его сюда.
– У
