При этих словах Хэмерсли вздрагивает, а алые пятна на его щеках вспыхивают еще ярче.
– При малейшей возможности он продолжал оказывать ей свои столь неблагосклонно принимаемые знаки внимания, – говорит полковник. – Возможность выпадала ему нечасто, об этом я позаботился. Если бы не мои предосторожности и положение старшего по званию, авансы Ураги были бы более настойчивы, если не сказать навязчивы. Я знал, что для моей сестры, как и для меня самого, его присутствие неприятно, но поделать ничего не мог. Услать капитана прочь было не в моих силах. В делах службы он действовал осторожно, чтобы не дать мне предлога выдвинуть против него обвинение. К тому же, я в скором времени обнаружил, что Урага находится на короткой ноге с определенными чинами в правительстве. Многие детали стали известным мне позднее, в том числе причина, по которой его направили в Альбукерке. Начиналась подготовка к очередной революции, и Урага был в числе тайных поджигателей. Заговорщики сочли его подходящим агентом для действий в округе, уроженцем которого он являлся. Как и я сам. Не подозревая об этом, я видел в капитане всего лишь надоедливого ухажера сестры, а воспрепятствовать ему в этом было в моих силах. Урага вел себя раболепно, и не переусердствовал в своих любезностях, поэтому у меня не было причин отказать ему от дома. Оставалось только смотреть и ждать.
Полковник помолчал немного, потом заговорил снова.
– Увы, долго ожидание не продлилось. Оно закончилось иначе, нежели я предполагал. Месяца два спустя после его прибытия под мое начало, над всей Мексикой пронесся старый клич. Однажды поутру, отправившись в казармы, я обнаружил войска в состоянии брожения. Солдаты вооружились, многие из них были пьяны, все орали: «Viva Santa Anna! Viva el Coronel Uraga!». Заслышав это, я сразу догадался обо всем – свершился пронунсиаменто. Я выхватил саблю, намереваясь обратить мятеж вспять, и призвал к себе всех, кто еще хранил верность. Но было слишком поздно, яд пропитал весь отряд. Мои сторонники были быстро опрокинуты, многие из них погибли. Меня самого, раненного, отволокли в тюрьму, и посадили под замок. Удивляюсь, почему меня не убили на месте, ведь мне было прекрасно известно, как жаждет Хиль Урага моей смерти. Думаю, ему помешала чрезмерная осторожность. Но я знал, что даже если я переживу тот день, то никогда не увижу следующего. Однако в этом негодяя ожидало разочарование – я улизнул.
Беглец скатал и прикурил новую сигариллу.
– Понимаю, вам не терпится узнать как. Помогло стечение обстоятельств, способное хорошо послужить автору какого-нибудь романа. Своей жизнью, свободой и, что еще важнее, безопасностью сестры, я обязан нашему доброму другу дону Просперо. Будучи военным доктором, он не попал под подозрение, как остальные верные долгу офицеры, и после переворота остался в казарме, занимаясь своим ремеслом. Испрашивая разрешения перевязать полученную мной рану, дон Просперо случайно подслушал разговор между Урагой и одним из его лейтенантов, мерзавцем по фамилии Роблес, достойным сообщником своего начальника. Оба ликовали по поводу случившегося, налегали на бутылку, и будучи навеселе, не сдерживались в речах. Дон Просперо узнал довольно, чтобы проникнуть в их замысел, такой дьявольский, что вы едва ли поверите в его реальность. Со мной предполагалось расправиться ночью – увезти в горы и убить! Следов никаких не останется, скажут, что я сбежал из тюрьмы. Но далее наш добрый доктор услышал план не менее отвратительный – эти демоны обсуждали то, как собираются поступить с моей оставшейся без защиты сестрой.
Нечто вроде стона срывается с губ слушателя, а пальцы его сжимаются невольно, словно в поисках оружия.
– Как преданный мне человек, дон Просперо не колебался. Нельзя было терять ни минуты. Он добился разрешения оказать мне в тюрьме медицинскую помощь. Со стороны Ураги это было лицемерное милосердие, учитывая дальнейшие его планы. В камеру с доктором отправился помощник – нечто вроде ассистента, – которому поручалось носить бинты, лекарства и инструменты. К счастью, пленившие меня негодяи не успели полностью обчистить мне карманы, и в моем кошельке, с учетом денег дона Просперо, набралось достаточно золота, чтобы подкупить ассистента, который согласился поменяться со мной одеждой и местами. Это оказалось тем легче, что наготове у него имелась история, будто мы напали на него и принудили молчать. Бедняга! Как я узнал впоследствии, это его не спасло – он был расстрелян на следующее утро по приказанию Ураги, взбешенного нашим побегом. Я не могу не сожалеть о его судьбе, но что еще оставалось мне делать в подобных обстоятельствах?
Мы вышли из тюрьмы – доктор впереди, я следом, под видом помощника, таща груду медицинских причиндалов. Из казарм нам удалось выбраться без помех. Ночь, к счастью, выдалась безлунная, а вино лилось рекой – все караульные были пьяны.
Крадучись, в полной тишине, мы поспешили к моему дому, где я застал Аделу, пребывающую, как вы можете представить, в состоянии крайнего отчаяния. Но времени на разговоры не было, даже на краткие объяснения. При помощи двоих слуг, на которых я мог положиться, мы торопливо подготовили животных: лошадей и вьючных мулов. Последних мы нагрузили вещами, необходимыми для нашего путешествия. Оно предполагалось долгим – через все великие прерии. Я знал, что в пределах Нью-Мексико для нас нет безопасного места, и вспомнил слова, сказанные вами несколько месяцев назад – ваше любезное предложение гостеприимства, случись мне искать прибежища в вашей стране. В надежде на него мы и тронулись в путь, бросив родной дом. Вернее оставив его на попечение слуг, которым щедро заплатили за обещание не выдавать нас. Караван наш состоял из доктора, Аделы, меня, двух пеонов-добровольцев и девушки Кончиты. Я понимал, что пользоваться общеизвестным маршрутом нельзя – за нами отправят погоню, и либо вернут назад, либо убьют на месте. В лучшем случае, позволят краткую исповедь. Зная это, мы направились прямиком в горы, с тропами которых я хорошо освоился, преследуя совершающих набеги дикарей.
Мы благополучно миновали Сьерру и направились к Рио-Пекос. За этой рекой начинались неведомые для нас пространства. Мы знали только, что впереди простирается Льяно-Эстакадо, овеянная загадочными ужасами – предмет наших детских страхов: обширная пустыня,
