– Продолжай.
– Чего? А… Когда, значит, захватил Вязальщиков всю линию снабжения, то вошел в большую силу. Окончательно из себя выпрягся. Жил как падишах. Дважды в год, на Рождество и на Пасху, всю тюрьму бесплатно водкой и вином угощал. Ездил в Мальцевскую тюрьму баб себе выбирать.
– Это единственная женская тюрьма в Нерчинском каторжном районе, – пояснил сыщик зауряд-прапорщику.
– Не понравился ему смотритель этапного пункта в Шелапугине, так он служивого прикончил. И дознавать никто не стал. Конвойные его опасались больше, чем начальника батальона! Короче говоря, стал Афанасий Стратонович, как паук, всю каторгу сосать, в год по сто тысяч загребать. Но ему показалось мало. Вызвал он меня как-то ночью в канцелярию, принялся про Казань расспрашивать, что да как. Про Божью Матерь: много ли на ней золота и бриллиантов, как ее караулят. Я сообщил, что знал, а и невдомек мне, для чего тот разговор. А потом он снова позвал и говорит: пора тебе, Иона, домой лыжи вострить. И дал наказ: бежать с каторги, осесть в Казани и найти там хорошего клюквенника. Такого, который не побоится чудотворную икону спереть.
– Ну а покупателя он где взял? – удивился Лыков. – Богачи-староверы в тюрьмах сидят неохотно, а все больше в столицах.
– На каторге, ваше высокоблагородие, каждой твари по паре. На любой вкус есть человек. Вот и в селе Алгачинском такой нашелся. Село это близ тюрьмы, тюрьмой живет и беглых покрывает. Прятался там один оборотистый делец, который для рогожцев старые образа покупал. Ездил по державе и где какую икону находил, то ее торговал. А ежели не отдавали, то им же хуже: бесплатно брал. Ничем от него не отвязаться было. Однажды тот делец переборщил, украл у сильного купца, в Муроме дело было. И загремел по этапу. Вязальщикову его знакомства на Москве понадобились, и он устроил дельцу побег. Велел ему ехать в Рогожу, искать на Казанскую Пресвятую Богородицу покупателя. Только чтобы меньше миллиона не предлагали. Вот.
– И тебе тот же Вязальщиков побег устроил?
– Точно так. У него это запросто. И сам вскоре за мной следом утек. Поселился в той же Казани, чтобы сделку, значит, облебастрить.
– Дальше было, как Шиллинг рассказывал?
– Ага. Я про Чайкина слыхал, еще когда он под фамилией Сорокин работал. Ловкий и дерзкий, то, что надо. Поговорил с казанскими ворами, подсказали они мне насчет Васьки-немца. Столковались мы с ним, и вывел меня Васька на своего родственника. Чайкин – голова! Сразу вопрос так поставил: все, что на иконе помещается, ему. А заказчику одна доска. Вязальщиков, как узнал, тут же согласился.
– Ты ведь их знакомил? – спросил Лыков.
– А то как же. Ведь миллионное дело. Надо друг дружке в глаза посмотреть.
– Где и когда они уговорились?
– В Рождество засели мы трое в ресторане Гяркина, что в Русской Швейцарии. И Чайкин с Вязальщиковым промеж собой заключили сделку. Решили два образа спереть, там еще Спаситель подвернулся, тоже в богатой ризе. Тогда же придумали второй-то образ спалить, а сделать вид, будто оба погибли. Чтобы, значит, искали не икону, а только камни с золотом.
– Когда вы вчетвером из монастыря выбрались, там и поделили добычу. Правду Шиллинг сказал?
– Правду, ваше высокоблагородие. В саду у Попрядухина каждый взял свое. Я доску сунул под рубаху и пошел. Утро, туман стоит… Страшно мне вдруг сделалось. Такая штука у меня под пазухой! А что, если Бог есть и он меня сейчас покарает? И сдали у меня невры, сунул я образ в «шипову дыру», досками закрыл и бежать.
– И что дальше?
– Дальше, Алексей Николаич, едва меня за это Вязальщиков не убил. Уж так бранился, так бранился! И вечером, несмотря на то что весь город настороже был, полиция разъярилась, послал он меня доску ту достать и ему принести. Больше я с той поры ее не видел.
– А бриллианты Чайкин тебе на хранение оставил?
– Ну вы даете… Кто ж такие суммы посредникам доверяет? Опять Чайкин с моим начальством встречался, во второй раз. В пивной «Жигули» напротив цирка.
– Ты присутствовал?
– А как же.
– О чем на этот раз договорились?
– Федор сказал, что Максимова арестовали и не верит он ему. Тот слабый, выдаст. Попросил Афанасия Стратоновича камни пока у себя подержать. Потом, когда Федор сбежит, вернуть по-честному. Иначе, мол, сами понимаете…
– Не возьму в толк, почему Чайкин камушки в землю не зарыл, – начал рассуждать сыщик. – Доверить такую ценность Вязальщикову… Чем он думал?
– Чайкин думал головой, – заступился за клюквенника «иван». – Кругом полиция. Да что фараоны – вся Казань на ушах стояла. По оврагам за Академической слободой тыщи людей с лопатами ползали, каждый камень перевернули. Тут и нашли бы они Федорово сокровище, если бы он его, как вы сказали, зарыл. Нет, Чайкин это предвидел. И обратился к Вязальщикову.
– А тот?
– Афанасий Стратонович обещал. Что ему еще оставалось?
– Убить Чайкина, и дело с концом. И камни ему, и икона.
– Просто сказать, да трудно сделать, – возразил бандит. – Федор тоже не промах, без револьвера не ходил. Это Шиллинг трататон бездельный, простокишная голова. А Чайкин хват. Опять же, людное место, глаза и уши кругом. Проще было согласиться.
– А почему Вязальщиков не вернул Чайкину бриллианты, когда тот сбежал из Мариупольской тюрьмы?
– Потому что он Богоматерь не сумел продать.
Лыков не поверил своим ушам:
– Как?! Чудотворная икона не продана в третьи руки? И где же она?
– У Вязальщикова.
– В Казани?
– Надо полагать, что да. Может, в другом каком месте, об том лишь он сам знает. Но покупатели все отказались.
– А почему?
– Такое дело, какое Вязальщиков задумал, раз в сто лет выгорает, – начал Оберюхтин. – Ведь главную в государстве святыню покрали! Идти на подобное можно, лишь если покупатель известен заранее. Верно говорю?
– Верно, – согласился Алексей Николаевич. – И кто он был, этот покупатель?
– Миллионщик из рогожцев, а фамилию я не знаю.
– Значит, образ в Рогоже? – спохватился околоточный. – Чуял я, чуял, что без них не обошлось!
– Говорю же: сделка сорвалась, – недовольно повторил «иван». – Потому как помер миллионщик. Укатил в Румынию – он там хотел образ держать – да и помер в дороге. И сделка расстроилась. Других таких богатых да отчаянных не нашлось. У одних денег не хватило. Просили уступить за триста тысяч, но Афанасий Стратонович лишь посмеялся. Другие говорили: погоди, пока шум утихнет, сейчас не время, полиция с ума сходит.
– Вот это новость! – воскликнул Лыков, повернулся к Делекторскому и добавил: – Икона у африканского резчика на руках. Надо его срочно брать!
Околоточный сосредоточенно кивнул, записывая показания бандита.
– Ну, Иона, теперь самое главное, – бодро сказал сыщик. – Где нам найти Вязальщикова?
Обертюхин вдруг съежился и тихо
