– Еще вещи есть? – спросил Алексей Николаевич.
– Пошел к черту, сатрап! Мы с тобой будем у прокурора разговаривать, завтра же! – ответил купец. «Что-то он подозрительно спокоен, – подумал Лыков, – как будто ждал нас…»
Азвестопуло ногой пододвинул к начальнику стоящую на полу корзину. Першин хотел помешать, но грек его не пустил.
Лыков выпотрошил корзину. Внутри лежали жареная курица и пироги.
– Подержи его как следует, – приказал он помощнику и обыскал ковровца. Пусто.
Сыщики тщательно обшарили всю каюту, заглянули в нужник, под матрас, на багажные полки. Чудотворного образа нигде не было.
– Что, опять не договорились по цене? – зло спросил коллежский советник. Но Першин лишь твердил:
– У прокурора, у прокурора.
Полицейские удалились ни с чем. Они сбежали с трапа, и пароход сразу же начал выбирать якорь.
На пристани питерцы лоб в лоб столкнулись с ротмистром Прогнаевским. Тот подошел к Лыкову и сказал, пылая гневом:
– Объясните, для чего вы подослали ко мне своих людей, наряженных хулиганами?
– Вы в своем уме? – холодно осведомился сыщик.
– Я-то в своем. Но вы, как вы могли?
– Ротмистр. Научитесь сначала клеить бороду как полагается. За версту видно, что она у вас фальшивая. А что касается хулиганов…
Алексей Николаевич хмуро потер ушибленное плечо.
– Нас самих подловили на повороте. Врезались сзади на линейке, я чуть шею себе не сломал. Осведомитесь у полицмейстера, если не верите. Без сомнения, Першина встречали. И отсекли все хвосты.
– Он там, на пароходе? – недоверчиво спросил жандарм.
– Там, и он пустой.
– Смотрите, Лыков, если соврали, я все доложу Ее Величеству.
Сыщик разозлился:
– У вас что, прямой провод к ней? Идите к черту!
Прогнаевский состроил оскорбленную физиономию, повернулся и пошел на биржу извозчиков.
Глава 19
Конец меломбуки
Питерцы сидели у Васильева и выпивали. Лыков учил казанцев закусывать коньяк хурмой. Эту полезную привычку он перенял у Благово и теперь множил адептов, где только мог.
Полицейские уже обговорили все, что имело смысл обсуждать. Дознание снова зашло в тупик. Жандармы ищут по всем направлениям, включая Кавказ и Одессу. Возможно, они кого-то поймают. Но это будут люди из дальнего окружения Вязальщикова, они не помогут найти главного злодея. Линия с иконой не касается никого, кроме Лыкова и еще вот ротмистра Прогнаевского. Купец Першин встретился с обладателем иконы, это очевидно. Сайтани удалось сорвать слежку за своим гостем. Но получилось ли у него продать образ? Миллион в чемодане – это, пожалуй, чересчур. Если бы Северьян взял с собой крепкого парня в сопровождающие, а лучше двух, в миллион можно было бы поверить. А в одиночку везти такую сумму слишком рискованно. Скорее всего, Сайтани показал образ возможному покупателю, чтобы тот убедился в его подлинности. И Першин поехал домой готовить сделку. Времени у сыщиков теперь в обрез.
Полицейские выпили еще по рюмке, и Ловейко стал острить насчет своего квартиранта:
– Никогда еще мы не столовались так хорошо, теперь трудно будет отвыкать. Анька избаловалась вконец. Разве что…
Тут в дверь постучали, и вошел жандармский унтер-офицер:
– Здравия желаю! У меня поручение до его высокоблагородия коллежского советника Лыкова.
– Это я, – поднялся сыщик.
– Его высокоблагородие полковник Калинин просят вас срочно прибыть к нему.
– Калинин? Сейчас же еду.
– Дрожки у подъезда.
– Подождите меня внизу, я скоро спущусь.
Унтер-офицер откозырял и вышел. Казанцы сразу загалдели:
– Зачем вам туда ехать? С вашим открытым письмом он сам должен был явиться! Эти жандармы – большие наглецы…
– Господа, успокойтесь. – Лыков примирительно воздел руки. – Я не гордый. А главное, уперся в стену. Вдруг в ГЖУ отыскали новый след? Сергей Манолович, вы едете со мной.
Когда питерцы уже выходили из кабинета, Алексея Николаевича окликнул полицмейстер:
– Совсем забыл. Тут письмо из Семипалатинска. Пришло по адресу управления на ваше имя.
– Из Семипалатинска? – удивился коллежский советник. Но его помощник сразу сообразил:
– Это от Янковского, не иначе.
Лыков сунул конверт в карман. Они сели в дрожки и поехали на Большую Красную. Читать письмо в присутствии жандарма было неудобно, и питерец отложил это на потом.
Когда сыщики явились к начальнику ГЖУ, Лыков первым делом представил ему своего помощника. Калинин весь сиял, его распирала гордость.
– Азвестопуло? – переспросил он. – Не вы ли назвались купцу первой гильдии Першину полковником Держивморду?
– Я.
– Смешно. Только боюсь, что с такими шутками дослужиться до высоких чинов вам будет трудно.
Грек пожал плечами, не найдя, что ответить. Калинин же потерял к нему всякий интерес и после этого обращался исключительно к Лыкову.
– Алексей Николаевич, присядем. У меня для вас новость.
– Но откуда вы узнали про Держивморду?
– Прочитал в телеграмме Першина. Он остановил пароход, сбегал на берег, отбил депешу Столыпину, и лишь после этого все поплыли.
– Вот купцы распоясались…
Они сели, и жандарм сообщил:
– Мы проследили за Люпперсольским, как и собирались.
– И что?
– Это он встречался вчера с Першиным.
Сыщик с полминуты обдумывал услышанное, потом возразил:
– Не может быть.
– Чего? Того, что встречался? Уверяю вас, это факт.
– Нет. Люпперсольский не может быть Вязальщиковым. Я же вам объяснял. Он не подходит по биографии.
– В чем именно? – развеселился полковник.
– Люпперсольский служит в Родионовском институте с девятьсот третьего года. В это время Вязальщиков еще был в Забайкалье, его видел там каторжник Оберюхтин. Тот устроил «ивану» побег в девятьсот четвертом и сам вскоре следом за ним перебрался в Казань.
Жандарм протянул собеседнику бумаги и сказал:
– А вы посмотрите вот это. Оригинал формуляра вашего географа. Раньше я запрашивал его и получил копию. А когда узнал про встречу с купцом, забрал оригинал. Ничего не замечаете?
Лыков развернул формуляр, извлек из кармана складную лупу и стал изучать документ.
– Год подтерт, – быстро заметил он.
– Именно. На самом деле Борис Андреевич, или как там его, поступил в институт позже. И вполне мог быть в девятьсот четвертом году в Забайкалье.
– Но ведь директриса Родионовского института не могла соврать! Все же вдова шталмейстера!
– Еще как могла, – ответил полковник. – Эта старая шлюха без ума от красавца географа. И она пошла на подлог, чтобы заштопать прорехи в его биографии. Сайтани, Вязальщиков и Люпперсольский – одно лицо.
– Пусть Борис Андреевич появился в институте на год раньше, чем утверждал, – согласился Алексей Николаевич. – Ну и что с того? Сайтани, как это установлено, попал в Абиссинию в тысяча восемьсот восемьдесят девятом году, бежав из отряда Ашинова. Тогда он носил вымышленную фамилию Иванов. Никому не известная личность якобы с польско-литовскими корнями. А в тысяча восемьсот девяносто пятом в экспедиции поручика Леонтьева принимал участие Люпперсольский. Известный путешественник, действительный член Русского географического общества. Как так? Вы хотите сказать, что это один и тот же человек? Разве можно за пять лет из никого, из беглеца превратиться в публичную фигуру такого масштаба?
– А вы дальше читайте формуляр, – продолжил напирать Калинин. – В начале, например. Люпперсольский закончил Томский императорский университет. Экстерном. Понимаете, о чем я?
– Понимаю, Константин Иванович. Это значит, что он мог там и не учиться. Свидетелей, которые
