– Ой! Вовремя напомнили. – Алексей Николаевич полез в карман. – Я как раз получил письмо от Янковского.
Он вскрыл конверт, развернул письмо и прочитал вслух:
– «Не уверен, что это вам поможет, но вы просили меня сообщить приметы Сайтани. Я в личной беседе запамятовал, вот теперь вспомнил. Перед тем как засмеяться, Сайтани всегда облизывает губы». Он!
Лыков вскочил, словно собрался куда-то бежать.
– Сядьте, Алексей Николаевич, – успокоил его жандарм. – Ваш подозреваемый находится под мои наблюдением. Сейчас он обедает в столовой института, вечером собирается посетить заседание Общества археологии, истории и этнографии, где у него доклад. Теперь Люпперсольский никуда не денется.
– Вы не понимаете, Константин Иванович, насколько это опасный человек!
– Меломбуки? Слышал, слышал. Мои волкодавы скрутят его в два счета.
– Надо арестовать его, – настойчиво продолжил Лыков. – Срочно, немедленно.
– Да ради бога, – усмехнулся полковник. – Но с одним условием.
– С каким?
– В аресте будут участвовать мои люди. И вы укажете мою роль в этом деле, когда станете писать рапорт министру.
– Разумеется, как же иначе? – удивился питерец. – Ведь именно от вас я получил важнейшие улики! Еще спорил, что Люпперсольский вне подозрений…
– Вот и не забывайте об этом.
– Едем в Родионовский институт прямо сейчас, – нетерпеливо попросил Лыков. – Собирайте ваших людей. Это кто, Прогнаевский?
Лицо полковника приобрело брезгливое выражение.
– Вот уж нет. Вы знаете, что он написал Макарову донос на вас? А копию дерзко послал императрице. И меня, стервец, не обошел вниманием. Изгадил в письме на имя Таубе.
Макаров был товарищем министра внутренних дел. В условиях загруженности Столыпина по должности премьер-министра он фактически управлял министерством. А генерал-майор барон Таубе являлся новым командиром Отдельного корпуса жандармов.
– Федор Таубе? – усмехнулся сыщик. – Вы будете смеяться, но двадцать лет назад я отговаривал его идти в жандармы. А он не послушал и вот, сделал карьеру.
– Вы знакомы с командиром? – удивился Калинин.
– Вполне близко, – заверил его Лыков. – Он родственник другого Таубе, тоже генерал-майора, бывшего начальника военной разведки. И моего хорошего друга.
Полковник чуть не выгнулся дугой перед сыщиком:
– Очень хорошая новость! А то, знаете, новая метла… Не угадаешь, чего ждать. Теперь при случае могу ли я рассчитывать на ваше заступничество?
– Константин Иванович, вы ведь знаете, что я не интриган, – укоризненно ответил сыщик. – Насчет заступничества не ко мне, тут нужны силы посерьезнее моей скромной персоны. Но в рапорте все будет по-честному. И при случае всегда скажу правду, что без вас мое дознание стояло бы в тупике.
– Вот и славно.
Начались сборы арестной команды. Сергею пришлось ехать в номера за «маузером». Лыков нервничал и торопил его:
– Чего валандаешься, как в Одессе?
– При чем тут Одесса?
– Это я к слову, надо же что-то сказать.
– Алексей Николаевич, возьмем мы его, у меня предчувствие.
– А если упустим?
Но предчувствие не обмануло храброго грека. Все получилось в лучшем виде. В институт приехало аж семь человек: Лыков с Азвестопуло, помощник начальника ГЖУ подполковник Тихобразов, ротмистр Трескин и три крепких молчуна. Молчуны все и проделали. Они вызвали Люпперсольского из квартиры якобы к директрисе и схватили. Тот ничего не смог сделать в их руках, хотя и вырывался.
Преступника, закованного в наручники, привезли в жандармское управление. Здесь Лыков снял с него первый допрос. От хозяев на нем присутствовал Трескин, но в роли слушателя.
– Как ваше настоящее имя? – спросил первым делом сыщик.
– А в формуляре все написано, – ответил арестованный. Он был мрачен, но не испуган. Сильный характер, такого непросто будет расколоть.
– Мы вызовем сюда Янковского с сыновьями, и они уличат вас как Сайтани.
– Не понимаю, о ком вы говорите.
– Тогда начну с главного вопроса: где икона?
– Загадка на загадке… Вы, господин Лыков, сначала показались мне порядочным. Автограф просили, все такое… А выходит, что вы мерзавец. Впрочем, чего еще ждать от человека, который служит в полиции?
Допрос ничего не дал сыщику. Люпперсольский не признавал вины ни в одном из преступлений. Действительно, перечень их звучал фантастически. Ряд убийств совершен на Янковском полуострове в Уссурийском крае в 1900 году. Затем убийство казака в Алгачской тюрьме в 1904-м, бегство в Казань, создание банды из каторжников, ликвидация двух местных заправил преступного мира… Организация похищения иконы Казанской Божьей Матери. Кражи оружия и боеприпасов с окружных складов. И многочисленные убийства после приезда Лыкова, когда главарь начал заметать следы.
Завершил этот перечень коллежский советник следующим пассажем:
– Одно из злодейств мне точно не удастся доказать.
– Это какое же? – впервые проявил интерес Люпперсольский.
– Убийство вами коллежского асессора Львова-Левшина. Для меня очевидно, что именно вы похитили сто тысяч франков золотом из дипломатических сумм. И чтобы подставить вместо себя другого человека, зарезали Левшина, а труп спрятали. Паспорт же потом предъявили русским властям – якобы отыскали его в Оране.
– Ну и ну! Вам бы приключенческие романы писать. Что же это я, имея на руках такую сумму, не положил ее в банк, не сделался рантье? А с риском для жизни прошел всю Африку, попал в плен к дикарям, вывез этнографические коллекции?
– Не знаю, – ответил коллежский советник. – А вы правды не скажете. Думаю, или спустили все краденое золото в казино, или сделались жертвой более ловкого мошенника. Вам, господин Сайтани, неоднократно приплывали в руки большие деньги. У старика Янковского вы украли лучшие корни женьшеня. Отблагодарили за то, что он помог вам вернуться в Россию. На каторге, скупая золотой песок и самородки, скопили больше ста тысяч. Но вам было мало, вам требовался миллион. И тогда вы отобрали из арестантов Алгачской тюрьмы каторжника Оберюхтина. Потому что он казанский уроженец. И устроили ему побег с дальним прицелом.
– И вы беретесь доказать всю эту чушь? – съязвил арестант.
– А то как же! Показания самого Оберюхтина у меня есть, он успел их дать до того, как был убит. А предъявить ваши карточки кадру Алгачской тюрьмы нетрудно. Опознают, как пить дать. Не так много времени прошло.
– И что дальше? Меня обвинят в убийстве казака? Смешно.
– Ну, не уверен, что смешно, – парировал сыщик. – Вас доставят в тюрьму, под караул тех же казаков. Начнут следствие. Как думаете, вы доживете до его конца?
Люпперсольский-Вязальщиков впервые побледнел.
– То-то, – назидательно сказал Лыков. – А если учесть, что поиском иконы озабочена сама государыня императрица, что вас ждет? Нашли с кем тягаться – с российской короной! Все силы будут задействованы, лучшие сыщики привлечены. И свидетелей отыщут, и улики. Будьте уверены. Спасти вас может только одно: сдайте икону, не держите больше на душе такой тяжкий грех.
– А вы получите за это следующий чин? – взвился бандит. – Да? Это вам обещала царица?
– Что-то получу, вероятно. Главное же – вернуть русскому народу его священную реликвию, – ответил Лыков безо всякого пафоса.
– Вы знаете, что делает слон, когда готовится напасть? – спросил вдруг арестованный.
– Нет, я тех слонов видел только в зоологическом саду.
– Так вот. – Сайтани заговорил спокойным голосом,
