Вдруг лошадь застыла как вкопанная. Алексей Николаевич сразу понял, что дело плохо. Двое рослых парней держали кобылу, и еще двое маячили справа. Один из них вскочил на подножку, осмотрел седоков и радостно крикнул через плечо остальным:
— Золотые очки есть!
Налетчик ухмыльнулся как-то особенно мерзко и, не обращая на Лыкова никакого внимания, протянул руку к лицу Ольги Дмитриевны. Та испуганно отшатнулась и вжалась в спинку сиденья. Тут питерец рассвирепел. Дикая злость охватила его. Нападать на женщину? Ну, держись…
Он перехватил руку вентерюшника, резко дернул на себя. Парень полетел на пол пролетки, и Лыков сверху ударил его кулаком в шею. Так, чтобы основательно оглушить. Затем он выпрыгнул наружу, целясь каблуком в челюсть второму негодяю. Но бандит ловко увернулся и в ответ так заехал питерцу в глаз, что тот едва устоял на ногах. Налетчик загоготал:
— Что, ндравится мое угощение? А вот еще, анафема!
Он сунулся к храбрецу, размахивая кулачищами. Однако Лыков уже оправился от удара. Он тоже шагнул вперед, увернулся от кулака, пнул противника в колено. Детина с руганью согнулся и тут же получил сбоку такую плюху, что улетел под ноги кобыле.
Третий бросил уздцы и кинулся на сыщика. В свете луны блеснул нож. Дело принимало опасный оборот. Но Алексей Николаевич только сильнее разозлился. Не хватало еще, чтобы его зарезали в Ростове какие-то халамидники! А то, что у них холодное оружие, лишь развязывало сыщику руки. Так, значит? Он увернулся от клинка, пропустив его мимо левого бока. Затем прижал кисть противника локтем и справа нанес короткий, страшной силы удар в голову. Нападавший рухнул как сноп. Увидев это, четвертый вентерюшник испугался. Он закричал, словно раненый заяц, и исчез в кустах.
Разгоряченный боем, Лыков осмотрелся. Из экипажа послышалось кряхтение, и над бортом показался любитель золотых очков. Питерец выдернул его наружу, поставил перед собой и дал еще раз.
— Это за мою бабу!
Нагнулся, поднял того, что подбил ему глаз, и прислонил к экипажу:
— Ну, а как тебе мое угощение?
— Барин… ох…
— Это тебе за фингал!!!
Он врезал так, что детина своей тушей выломал борт пролетки. Затем, убедившись, что бить больше некого, сыщик достал свисток и начал наяривать полицейский сигнал «ко мне!».
Раздался топот, и подбежали сразу несколько городовых. Через секунду к ним добавился Англиченков.
— Что здесь? Алексей Николаевич, вот не ожидал!
— Займись, Петр Павлович. Двое в сознании, третий навряд ли. Напал на меня с ножом, подбери его и укажи в протоколе. Четвертый удрал.
Надзиратель сначала поднял нож, присвистнул. Потом рывком попытался поставить на ноги его обладателя, но у него не получилось.
— Чернобай, помоги.
Полицейские вдвоем вытащили налетчика из-под дышла. Англиченков вынул электрический фонарик, посветил:
— Ого…
— Что, знакомого встретил?
— Алексей Николаевич, — напряженным голосом сказал не имеющий чина, — это Меньшой Царь. Собственной персоной.
— Ну, попался! Теперь в каторгу пойдет, сукин сын.
— Не пойдет. Он мертвый.
Лыков несколько секунд молчал, ошарашенный. Потом спохватился:
— Ты нож-то нашел?
— Точно так.
— Обыщите остальных, все оружие, что при них есть, тоже внесите в протокол. Потом пригодится…
— Мы, Алексей Николаич, вас в обиду не дадим, — мрачно сказал Англиченков. — Необходимая самооборона, и точка.
— А уж эту дрянь и жалеть нечего, — загалдели городовые. — Подох, и ладно. Давно его черти ждали, аж соскучились!
Остаток ночи Лыков провел в Третьем полицейском участке. Сначала, правда, он отвез в гостиницу Ольгу. Та была напугана, но держалась. Она впервые увидела своего друга в бою. И хотя слышала о его силе, но была поражена. Тот разобрался с тремя бандитами, отделавшись лишь фонарем под глазом.
Арестованных обыскали и нашли два ножа и топор с укороченной рукояткой. У Меньшого Царя обнаружили револьвер. Доктор Линдеберг сделал вскрытие убитого и записал: удар, повлекший за собой смерть, был нанесен тяжелым тупым предметом. Начался дурацкий спор насчет этого предмета. Сыщик объяснял эскулапу, что бил кулаком, что ничего тяжелее бумажника у него при себе не было. Тот сердился:
— Не стыдно мне сказки рассказывать? Я двадцать лет как врач, отличаю черное от белого. Кулаком можно проломить височную кость, сам такое видел. Но у этого перелом стеклянной пластинки, осколки черепной кости вошли в мозговую кору.
Лыкову надоело оправдываться. Он подошел к стене, ударил без замаха. Стена в кабинете пристава была толщиной в два кирпича. Тот, по которому пришелся удар, раскрошился, а второй вылетел и упал на пол с другой стороны.
Сыщик подул на отшибленные пальцы и сказал с нажимом:
— Повторяю, доктор: вот ваш «тупой предмет».
Линдеберг разинул рот, постоял так немного и пошел переписывать протокол. А Петр долго разглядывал оба кирпича, после чего заявил:
— Никогда такого не видал! Алексей Николаевич, пойдемте со мной в цирк на турнир французской борьбы.
— Зачем?
— Там такие силачи! Морре-Чеховский, к примеру, одной рукой поднимает пятерых.
— А я шестерых, и что с того? Делом надо заниматься, Петр Палыч, а не в цирки ходить. Когда можно будет допросить пленных?
— Не раньше вечера, и то если доктор разрешит.
Действительно, оба захваченных налетчика выглядели неважно. Один едва мог говорить из-за сломанной челюсти, второй мочился кровью и скулил.
— И вообще, Алексей Николаевич, — посерьезнел надзиратель, — вам теперь о другом надо думать.
— О чем? — спросил питерец, хотя и догадывался.
— А об том, как спасаться, — рассердился молчавший доселе Блажков. — Вы ж у них брата убили, они отомстить захотят.
— Средний Царь имеет под рукой много головорезов, — подхватил пристав Третьего участка Новиков. — А Самый Царь, тот вообще нанимает на Кавказе абреков. Когда ему понадобилось захватить в Забалке лучший кирпичный завод, прибыли на поезде пятьдесят кинжальщиков. И все! Наследники даже не пикнули, и в полицию никто не обращался. Ехали бы вы, господин коллежский
