— Я замараться готов, — ответил питерец. — В чистоплюях никогда не был. Могу без тебя обойтись, если дрейфишь. Мы с Сергеем справимся сами.
— Тут не страх, тут другое, — вздохнул ростовец. — Я же полицейский, должен правосудие охранять. А здесь кривосудие.
— Я тоже полицейский.
— Дело, что мы задумали, паршивое. Неправильное дело. Заменять собой закон — так можно далеко зайти.
— А куда деваться, Яков? Твои «цари» давно обставились помощниками, адвокатами, посредниками. До них законным путем никогда не доберешься. Никогда — понимаешь? И что, спускать? Пусть и дальше людей убивают? Помнишь Тусузова? Шестнадцать человек погубил и в лицо нам смеется. Вот такое казенное правосудие.
Лицо Блажкова сморщилось, как старое яблоко, но он ничего не ответил. Долго молчал, вздыхал, курил дешевую папиросу. Потом потушил окурок и спросил:
— Эндшпиль называется?
— Да.
— Я приду. С оружием.
Азвестопуло сидел в номере с какой-то модисткой, когда в дверь деликатно постучали. Затем просунулся эвзон:
— Там который из Сибири.
— Скажи — сейчас спущусь.
Сергей вошел в буфет, навстречу ему поднялся Нецветайленко:
— Здорово.
— Здорово. Надеюсь, ты не просто так меня от бабы оторвал?
— Дело есть.
Они сели, и бандит заговорил:
— Все готово, деньги повезут завтра в одиннадцать.
— Сколько?
— Двести восемьдесят шесть тысяч с мелочью.
— Годится. Место то самое?
Контора Государственного банка находилась на Смирновском спуске. Серега Сапер с Нецветайленко наметили для нападения угол Тургеневской и Кривого спуска.
— Оно, — кивнул бандит. — А твое место где? Где будем дуван делить?
— Я тебе завтра скажу, перед налетом.
— Не веришь?
— Нет, не верю.
Лонись-Лонской набычился и сказал:
— Имею предложение.
— Сейчас?
— Завтра поздно будет.
— Ну давай.
— Ты понимаешь, Сергей Манолович, что Самый Царь станет нас искать? Если мы возьмем деньги и сбежим из города.
— Как пить дать станет.
— Так вот. Давай его сегодня грохнем.
Азвестопуло не удивился.
— Сам тебе хотел это предложить, — ответил он. — Гришка свое дело сделал, зорик сыскал. Зачем он нам теперь?
Лонись-Лонской обрадовался:
— Значит, по рукам?
— По рукам.
— Самый Царь теперь слаб, — начал оправдываться «иван». — Опять же, нам хвосты ни к чему.
— Ты вот что, Филипп Гаврилович. Скажи ему, что я хочу познакомиться. Нынче же вечером, чтобы долю свою обсудить. Там мы и…
— Уже сказал, — ответил Лонись-Лонской.
— Да? Молодец. И что?
— Он ждет нас с тобой в полночь.
— Где?
— У него квартира в Кузнечной улице, под строящимися скотобойнями. Дом номер три.
— Охраны там сколько?
— Дворник, его помощник и еще внутри человек.
— Решительные люди? — спросил Серега Сапер. — Пойдут они за хозяина на ножи?
— Дворник пойдет. Он из Гниловской, приятель с братьями Царевыми с молодых ногтей.
— Пришьем его. А двое других?
— Те убегут, — отмахнулся бандит. — Но лучше бы и их. А то начнутся разговоры, нам они зачем?
— То есть всех троих надо списать?
— Шваль, что ли, жалеть? Она и есть шваль.
Азвестопуло отвернулся к окну, по лицу его пробежала тень.
— Чего ты?
— Да троих убить… Справимся ли?
«Иван» пожал плечами:
— Делов-то. Они будут тебя опасаться, а не меня. Я-то свой. Повернешь дворника спиной ко мне, дальше мое дело.
— Ладно. Так вдвоем управимся? Или мне взять Капетанаки?
Лонись-Лонской задумался.
— Эвзона? Ну, нехай во дворе постоит. Ежели кто выбежит, пусть бьет наповал.
Однако события в доме номер три по Кузнечной улице стали развиваться иначе. В половине двенадцатого ночи к воротам подошел Лыков. Его словно дожидались — из калитки тотчас выскочил огромного роста детина.
— Кто таков?
— Квартирный налог уплачен?
— Че? — опешил парень и тут же полетел на землю от удара в челюсть. Коллежский советник перешагнул через дворника, а навстречу ему уже спешил помощник. Он был всего на вершок ниже приятеля.
— А…
— На!
Высунувшись на улицу, Алексей Николаевич тихо свистнул. В ворота быстро шмыгнули двое. Англиченков склонился над охранниками:
— Красиво лежат!
— Скоро очнутся. Лучше связать их.
Петр заковал в наручники одного, а Блажков второго. Дворников оттащили в чулан и закрыли дверь снаружи на засов.
— Остался последний, — прошептал Лыков.
Надзиратель взмолился:
— Дайте я, а то все вы да вы!
— Ну валяй.
Англиченков устремился по лестнице на второй этаж. Там послышалась какая-то возня, но быстро прекратилась. Начальники степенно поднялись наверх и увидели последнего из охранников. Тот сидел в углу с ошарашенным лицом и тихо скулил. Не имеющий чина занес над ним кулак. Хрясь! Парень распластался на полу.
Лыков шагнул в комнату, освещенную слабой керосиновой лампой. Надзиратель все-таки нашумел, и Григорий Царев стоял настороже возле окна. Увидев питерца, он ринулся к другой двери. Но в нее уже входил Блажков. Сильным толчком коллежский регистратор вернул атамана на место. Три сыщика обступили Самого Царя. Тот поднял руки:
— Сдаюсь без сопротивления!
Англиченков ответил:
— Мы сегодня пленных не берем.
Это было сказано таким тоном, что атаман сразу побелел. Он сел на пол и закрыл голову руками:
— Отпустите меня, я уеду и никогда больше здесь не появлюсь. В комоде деньги, много. Возьмите и уходите. Утром уже меня не будет в Ростове!
— Вот скотина… — пробормотал Яков Николаевич. — Шиш тебе. Пора, собирайся к своим братьям.
— Пощадите! — продолжил канючить бандит. — Все заберите, я тайники покажу, там сотни тысяч! Только отпустите, никто никогда меня больше не увидит!
— Не увидит, это точно, — буркнул Англиченков. — Ты, когда моего племяша убивал, о возмездии не думал? А когда сестру Якова Николаича
