— В чем сейчас заминка? — продолжил расспросы Блажков.
— В бомбе, — ответил грек. — День-два у меня на нее уйдет. Вы пока готовьтесь. Вот, глядите…
Он вынул из кармана план Нахичевани.
— В конце набережной стоит сад Черчепова. Вход туда всегда открыт. Место безлюдное, то что надо. От него до моста через Кизитиринку идти десять минут.
Сыщики столпились вокруг и слушали.
— Мы приплывем из Аксайской, — продолжил Сергей. — Я заведу их в сад, заодно выгоню оттуда всех посторонних. Вручу Цецохе бомбу. И мы с Капетанаки уйдем к семафору, остальные будут нас ждать. Дальше кому как повезет.
Блажков нахмурился:
— Вот здесь мойки Мелкопова-Езекова. Там всегда люди. Могут пострадать при взрыве.
«Демон» начал спорить, что мойки далеко, бомба не такая сильная и дотуда не достанет. Однако главный ростовский сыщик был неумолим:
— Опасность есть, и я не могу допустить, чтобы рисковали невиновные.
Выручил Англиченков. Он предложил:
— Мы придем туда завтра с помощником пристава по санитарной части и закроем лавочку. К Мелкопову куча претензий: разводит антисанитарию, сливает в Кизитиринку грязные стоки. Когда появятся стодесятники, там будет пусто.
Такой вариант всех устроил.
— А случайные прохожие? — не унимался Яков Николаевич.
— Когда они увидят наши добрые лица, всех как ветром сдует, — пообещал «демон».
— Убежать-то они убегут, но позовут городового.
Молодежь загалдела.
— Дядя Яша, — зло спросил надзиратель, — часто у нас народ полицию зовет?
— А вдруг попадется какой дурак?
— Не успеет, взрыв случится сразу, как мы уйдем, — возразил титулярный советник.
— Я оденусь постовым и встану поблизости, — предложил Англиченков. — Пусть ко мне обратятся, ежели что. А я им объясню.
И план был принят.
После этого у Блажкова состоялся неприятный разговор с Ракогоном. Начальник вызвал Порфирия и объявил:
— Я все знаю.
— Что «все»? — насторожился предатель.
— Что ты встречался с Нецветайленко и продал ему сведения о Сереге Сапере.
— И что дальше?
— Под суд пойдешь.
К удивлению Блажкова, Ракогон не испугался. Он сел поудобнее, даже положил ногу на ногу.
— Под суд — это вряд ли…
— Отчего же вряд ли?
— Вы, Яков Николаевич, сначала телефонируйте начальнику охранного отделения подполковнику Карпову. Он все объяснит.
— Что он мне может объяснить? — вспылил коллежский регистратор.
— Карпов знает, что.
Блажков велел соединить его через телефон с охранным отделением. Карпов взял трубку:
— Что случилось? Мне некогда.
— Тут у меня сидит надзиратель сыскной части Ракогон…
— И что с того?
— Он вел недозволенные разговоры с погибшим недавно рецидивистом Нецветайленко. Без моего ведома. Я хочу его уволить без прошения, а Ракогон заявляет, будто вы мне что-то должны объяснить.
— Ну?
— Что «ну»? — рассердился Блажков. — Приезжайте и объясняйте. А то ведь я выгоню эту дрянь.
Карпов тоже рассердился:
— У вас что, мания величия? Подполковники к коллежским регистраторам не ездят. Сначала подрастите в чинах.
— И что мы будем делать? Ракогон ваш агент или как?
— Нашли о чем спрашивать в фонический аппарат! Да, с Нецветайленко Ракогон встречался по моему поручению. На остальные вопросы я отвечу в своем кабинете. Приезжайте, но не раньше чем через два часа — сейчас мне некогда.
Блажков бросил трубку, на нем не было лица.
— Ты чего, паскуда, решил меня с жандармами поссорить? — заорал он на подчиненного.
Тот спокойно ответил:
— Они приказали, я исполнил.
— Приказывать тебе они не имеют права! Пусть разговаривают со мной.
— Да неужто? Жандармы в нашей стране имеют право на все, сами знаете.
— Ты должен был поставить меня в известность. Доносы им писал на своих товарищей? Так?
— А хоть бы и писал! — огрызнулся надзиратель. — Уволите меня за это? Руки коротки. Жандармы вас раньше выгонят, если будете перечить. Терпите. Христос терпел и нам велел…
Яков Николаевич все-таки поехал на Рождественскую, 38, и вышел оттуда как оплеванный. А Ракогон остался служить в сыскной части.
Тем временем в Чертовом отряде прошло последнее совещание. Серега Сапер нарисовал на листе бумаги картинку, как все будет. Его товарищи расселись вокруг.
— Значит, вот это вагон. Он состоит из двух половин. В левой находится охрана: пять солдат при ефрейторе. Они посменно дежурят, так чтобы на посту всегда стояли двое. Понятно?
— Понятно, дальше валяй.
— В правой половине живут почтовики. Их обычно трое.
— Почтовики при оружии? — спросил Тер-Якопянц.
— Да, с наганами.
— А солдаты с винтовками?
— Не с рогатками же. Конечно, с винтовками. У начальника караула еще и револьвер.
— Так что, выходит, девять вооруженных людей?
— Мкртчич, все верно. Их девять, а нас восемь. Ты куда клонишь, не пойму?
— Много… Если к тому же храбрые попадутся, как мы их возьмем?
— На это есть бомба. Я ее снаряжаю. Помнишь, мы в магазине забрали волчью картечь? Когда она разлетится по вагону, на ногах никто не устоит. Если даже не возьмет картечь, повалит взрывная волна.
Тут вдруг заговорил Капетанаки:
— Жалко мужиков. У них жены-дети… Давайте сначала предложим им сдаться. Иначе, скажем, бомба прилетит. А?
Стодесятники рассмеялись все как один. Прокопий перекрыл своим басом общий хохот:
— Простодыр ты, Жорка. Скажешь им, а они не согласятся. И что тогда? Пойдешь на штурм, а солдаты будут наготове? Как есть дурак.
Эвзон растерялся:
— Но ведь девять человек убивать! Побойтесь Бога!
Бандиты схватились за животы:
— Это еще кто такой? Покажи нам его, а то ни разу не видали! Он есть ли вообще, чтобы его бояться?
Азвестопуло цыкнул:
— Георгий, заткнись. Ты будешь возле семафора, все сделаем за тебя.
— Но…
— Я сказал, заткнись!
Капетанаки замолчал с обиженным видом. Атаман подмигнул мужикам и увел есаула в соседнюю
