Назначение в Вену, обязательства, которые он должен выполнить, чтобы получить его, и все остальные проблемы, что скрывались за его улыбками и веселыми взглядами синих глаз, существовали до этого момента и будут существовать после. Клэр не станет беспокоиться о том, чего не в силах изменить. Она готова проявить отвагу и броситься в его объятия, несмотря ни на что. Реальность не обрушится на нее внезапно, когда ночь подойдет к концу. Если у них есть только эта ночь, пусть так и будет. Сейчас или никогда.
Клэр встала с постели. Она приняла решение прежде, чем ее босые ноги коснулись прохладного пола. Она приблизилась к нему, с восхитительной легкостью обвив его руками за шею, и нежно коснулась губами его губ.
– Да, Джонатан, я приму тебя.
Наслаждение, боль – она готова принять все, что уготовила ей судьба.
И он припал к ее губам, его поцелуй был жарким и страстным. Он наслаждался победой и испытывал неимоверное облегчение. Клэр ощутила, как ее охватывает непередаваемый восторг. Он безумно желал ее. Она ощущала, как его тело замирает от ее прикосновений и наполняется блаженной дрожью предвкушения. Страсть, испытанная ими сегодня днем во французском квартале, вернулась с прежней силой. Оба изнывали от желания с головой окунуться в это горячечное безумие, начав с того места, когда их так неожиданно выдворили из книжной лавки. Однако Джонатан решил не торопить события и начать все с самого начала.
Его ласки сделались нежнее и медленнее. Обхватив ее затылок, он неторопливо целовал ее губы, растягивая удовольствие, а их тела прижимались друг к другу, когда поцелуй постепенно делался более глубоким. Она ощущала жар его тела и наслаждалась его страстью, чувствуя его возбуждение сквозь тонкую ткань своей ночной рубашки. Это было гораздо приятнее, чем ощущать его сквозь шелковое платье и плотный слой нижних юбок. Возможно, она могла бы еще больше облегчить ему задачу.
На мгновение она оборвала поцелуй и, встретившись с ним взглядом, принялась развязывать тугой узел его шейного платка. Через несколько мгновений шелковая ткань скользнула на пол.
Клэр кокетливо улыбнулась:
– На тебе слишком много одежды.
Джонатан ухмыльнулся:
– От чего еще ты собираешься меня избавить?
Клэр ласково провела ладонями по его широкой груди, ощутив стальные мышцы, угадывавшиеся под плотной тканью фрака.
– Судя по всему, от этого. Это надо снять немедленно. И жилет тоже. – Она потянула фрак назад, и он помог ей снять его, но она заметила разъехавшийся шов. – Твой портной убьет тебя за это.
Джонатан пристально посмотрел на нее, в его глазах сверкала страсть.
– Я скажу ему, что это того стоило.
Клэр сглотнула, тая от его признания, ком в горле мешал ей говорить, и она заменила слова прикосновениями. Нежными, трепетными пальцами она принялась расстегивать его жилет. Жилет оказалось снять легче, чем фрак. Но теперь она остановилась в нерешительности. Оставались еще рубашка и брюки.
– Что теперь? Возможно, рубашка? – услышала она над ухом озорной голос Джонатана.
– Именно, – смело откликнулась Клэр и, шагнув назад, уселась на кровать. – Почему бы тебе не сделать это самому, чтобы я могла насладиться зрелищем?
Джонатан слегка поклонился ей:
– Как пожелаете, миледи.
Но все происходило, как желал он, а он желал с ней немного поиграть. Клэр поняла это по его улыбке, по озорному огоньку в глазах. Откинувшись на подушки, она подкрутила фитиль в лампе, и в комнате сделалось светлее. Клэр не хотела пропустить ни секунды этого представления. Он медленно расстегнул манжеты, затем воротничок и стянул с себя рубашку, оставшись в одних брюках.
Клэр представила, как прикасается к нему, ее ладони медленно скользят по его обнаженной груди, представила ощущение его атласной кожи под своими пальцами. А затем он отбросил рубашку, и Клэр забыла обо всем на свете. Джонатан стоял перед ней полуобнаженный, уперев руки в узкие бедра, его синие глаза вызывающе смотрели на нее.
– Ну, и как? Тебе нравится то, что ты видишь?
Клэр кивнула, не решаясь заговорить. Джонатан был великолепен. В одежде он был просто красив. Но без рубашки… Она едва ли смогла подобрать слово, способное описать этого высокого стройного мужчину с безупречным животом и широкой мускулистой грудью. Клэр похлопала по кровати рядом с собой. Настало ее время дразнить его.
– Здесь все же немного темновато. Я не могу как следует разглядеть тебя. Подойди поближе.
Джонатан принял приглашение и растянулся на кровати рядом с ней, подперев голову локтем. Он не мог позволить себе подойти еще ближе.
– Я нравлюсь тебе, Клэр?
Она слегка усмехнулась, в восхищенном удивлении проведя ладонью по его груди.
– И как ты можешь не нравиться? Ты прекрасен. – Она посмотрела ему в глаза, ее голос превратился в еле слышный шепот: – Для меня ты всегда был прекрасен. – Она ласково провела ладонью по его плечу и замерла. – Сколько шрамов, – рискнула мягко произнести она, чувствуя невероятную важность момента. Быть обнаженным, даже частично, рядом с другим человеком означало открыться друг другу. – Это произошло на войне?
– На войне, из-за моего глупого упрямства.
Клэр, как и большинство в Лондоне, знала, что Джонатан вернулся домой после опасного ранения. Первое время никто не мог дать гарантий, что он выживет. Но знать не означает видеть воочию.
Она снова провела пальцем по линии шрама, прочерченной на его безупречной груди, чуть выше того места, где гулко бьется сердце. Всего несколько дюймов отделяло в тот день Джонатана от смерти. Рана зажила, но шрам останется с ним навсегда.
– Серьезная рана.
– Очень. Хотя мне сказали, что в обычных обстоятельствах это могло быть обычное ранение без последствий. Пуля застряла в теле, и все же ее можно было извлечь и зашить рану. Но пуля оказалась ржавой. Она отравила мой организм, и началась жестокая лихорадка. – Джонатан попытался усмехнуться, не желая пугать Клэр. – К счастью, я ничего не помню. Я почти все время был в бреду.
– Именно поэтому тебя и отправили домой? – тихо спросила она.
– Я мало что помню. Мои люди опасались, что не довезут меня до дома живым. И всю дорогу обратно я в бреду говорил по-французски. – Джонатан взял ее ладонь и поднес к губам. – Я не хочу сегодня ночью вспоминать о войне, Клэр.
Или в любую другую ночь, интуитивно догадалась она. Как правило, люди избегают неприятных тем, а Джонатан пережил слишком много боли, но при этом старался казаться веселым и беспечным.
В его душе скрывались тайны,
