– Мам, пап, смотрите. Я все-таки стал писателем, – улыбнувшись, протягиваю им томик, а сам, внимательно наблюдая за их реакцией, как ни в чем не бывало ем борщ.
– Куцель Владимир Михайлович, – читает отец, надев очки. – Биография. Ну?
– Читай еще то, что ниже.
– Филипп О. Панфилов! Панфилов, мать! Наш! – восторгается отец и тычет книгой маме в лицо. – Ну надо же!
– Что? – не понимает мама, но заранее начинает суетиться. – Что там?..
Спустя полчаса, когда взбудораженные предки слегка успокаиваются, предварительно, правда, обзвонив чуть менее чем всех родственников, я думаю, что надо потихоньку сворачиваться.
– Поешь еще, Геночка! – ласково требует мать. – Что-то истощал ты весь, не заболел часом, сынок?
– Да слег с пневмонией, тетя Лида, – на голубом глазу врет Генка. – Еще и эта аллергия на антибиотики – месяц, считай, в больнице провалялся!
– Эк тебя угораздило! – удивляется отец. – Где же ты летом умудрился воспаление легких подхватить?
– Да известно где! – отвечает за Генку мама. – Сидят по своим офисам под кондиционером, а потом простужаются! Ешь давай! А потом добавки положу! – командует она и обращает внимание на мой смех. – А ты чего зубоскалишь, Филя? Тебя тоже касается, вон – исхудал весь, кожа да кости! Кушай!
Насчет этого она, конечно, перебарщивает, про «кожу да кости», но похудел я и правда прилично. Уже и живота практически нет, и лицо почти такое же, как в молодости. Почти, потому что возрастные изменения все равно в наличии.
Тепло и уют отчего дома навевают воспоминание о студенческой поре, когда точно так же мы с Генкой после института закатывались к нему или ко мне и сидели за столом с родителями. Его – уже не с нами, а вот мои – вот они. Непроизвольно тянусь и глажу маму по руке.
– Спасибо, мам!
– За что это? – подозрительно щурится она.
– И тебе, пап!
– Сынок? – вскидывает голову отец.
– За все. Борщ очень вкусный. – Мамин свекольный борщ на самом деле бьет по всем статьям ресторанную солянку. – Пап, нам пора, мы по делам двигаемся, Генка же сейчас со мной работает, надо бежать.
– Так и бегите! Я вас не держу, – обижается мама. – А только пока не съедите все, никуда не пойдете!
– Уважь мать, сын, – подключается отец.
Маленькие родительские хитрости. Они не хотят отпускать меня, затягивая время пусть даже в таком родительско-командном ключе, а я, вернее мы с Генкой, просто наслаждаемся этим теплом, прежде чем с головой окунуться в крайне рисковое и авантюрное предприятие. Потому что то, что я задумал, при неудачном исходе подставляет меня как бы даже не злее, чем Генку.
Прощаясь, мы обнимаемся, а я обещаю себе, что уже в эти выходные нагряну к родителям вместе с сестрой. Мама, словно что-то предчувствуя, долго не отпускает от себя. Я глажу ее по спине, по собранным седым волосам, потом мягко отстраняюсь:
– Все, мам. На днях приеду с Кирой. Пока! Пап, счастливо! – жму отцу руку.
– Спасибо, дядя Олег! Спасибо, тетя Лида! Все было очень вкусно! Особенно драники! До свидания! – прощается с моими родителями Генка, и мы уходим.
Уже почти десять, и времени все меньше. Мы спешим. Друг идет молча, погруженный в свои мысли, а я все еще под впечатлением от общения с родителями. Поэтому я не сразу понимаю, чего от меня хочет Генка. Мы стоим возле металлической задней двери какой-то забегаловки.
– Фил, две штуки надо! – он теребит меня за плечо.
– А, сейчас, – я тянусь за бумажником и достаю деньги.
Зажав их в руке, Генка жмет на звонок:
– Дзынь… дзынь… дзынь-дзынь-дзынь! – раздается за дверью, не иначе какой-то кодовый сигнал.
В створке открывается окошко, в нем появляется чья-то суровая физиономия.
– Добрый вечер. Мы – играть, – поясняет Гена, протягивая в окошко деньги, и те сразу исчезают.
Дверь отворяется, Генка уверенно проходит мимо крупного мужика в фартуке, могу ошибаться, но скорее всего корейца. Тот выглядывает за дверь, осматривается и снова запирает ее на замок, говорит что-то не по-русски в рацию и идет направо.
– За мной, – командует мужик.
Мы идем по длинному едва освещенному коридору, проходим пышущую жаром кухню со снующими поварами, снова по коридору, на этот раз короткому, мимо входа в зал с посетителями ресторана и упираемся в новую металлическую дверь. Кореец оставляет нас перед ней, и та открывается.
Зайдя, я вижу наполовину заполненный большой игровой стол на десять человек и девушку-кореянку, как я понимаю, крупье. Встречающий нас блеклый седой мужчина жестом показывает наши места за столом. Мы с Геной садимся, и крупье выдает фишки.
– Нет-нет, все – ему, – кивает в мою сторону Генка. – Я в группе поддержки.
Девушка равнодушно кивает и сдвигает все фишки ко мне.
– Может, мне все-таки тоже? Так шансов будет больше!
– Еще одно слово, Ген, и пойдешь на улицу меня ждать, понял? – отвечать мне приходится жестко, иначе его не проймет. – Просто подумай, как ты Ленке скажешь, что квартиру проиграл?
Он приходит в себя и кивает. Я понимаю, как ему тяжело преодолеть соблазн, но Гене просто необходимо это испытание. Иначе бы я его с собой не брал. Это как с бросившим пить алкоголиком – главное, пройти проверку вечеринкой.
Мы играем в безлимитный «Техасский Холдем». Это значит, что ставки ничем не ограничены, а если проиграешь все фишки, можно купить еще. Мне это на руку.
За столом собралась разношерстная компания: два пожилых корейца, молодая девушка-кореянка и три игрока в разной стадии лудомании – толстый, уверенный в себе чиновник, нервный неопределенного возраста тип в черной водолазке и хмурый эмоциональный кавказец лет тридцати.
В первый раздаточный круг я снова прикидываюсь новичком. Раздача за раздачей упорно ставлю при любой карте, отвечаю и всегда участвую в финальном вскрытии, чтобы засветить, с какими слабыми руками играю. Генка хватается за голову, наблюдая за тем, как утекают деньги, но мне не до его страданий – голова забита цифрами, раскладами и просчетами.
Стартовые две тысячи улетают быстро, и я лезу в бумажник, чтобы купить фишки на остатки денег. Пожилые корейцы переглядываются, а кавказец криво ухмыляется. Все они видят во мне «рыбу», то есть слабого, плохого игрока, который благодаря своей манере игры обещает им хорошую прибыль. Наши копеечные ставки – это только начало, потому что каждый из них знает – никто не будет в силах встать из-за стола, пока не спустит все, что есть при нем, или пока не обыграет всех. Как объяснял Генка, правила приличия не позволяют уйти, выиграв крупную сумму, надо дать шанс партнерам отыграться. Впрочем, покинуть игру в любой момент не мешает ничего, кроме азарта.
Обменяв последние деньги – почти три тысячи рублей – на фишки, я начинаю играть нормально.
Парой «троек» бью две «двойки» кавказца, чем половиню его банк-ролл. Шесть тысяч.
Пришедшая
