У нужного зала нас жестом останавливают два охранника.
– Мужики, мы на турнир, опаздываем, вот фишки, простите! – скороговоркой выпаливает Генка
При слове «мужики» секьюрити едва заметно морщатся.
– Подождите, – снисходит до ответа широкоплечий охранник, пока тот, что поменьше переговаривается с начальством.
– Турнир… – начинает Генка молящим тоном, но второй, тот, что поменьше ростом, обрывает его на полуслове:
– Простите, ваше участие в турнире не одобрено.
Приняв новые вводные данные, мозг запускает бурные мыслительные процессы – возвращаться в предыдущий зал и идти постепенно? Пусть мы за ночь все не отыграем, но начало будет положено. Два-три захода, и задача решится…
Двери зала открываются, и оттуда резко выходят два серьезных молодых человека. Один в пиджаке, другой не по погоде в короткой кожаной куртке. При виде них Генка меняется в лице, а вся его радость и хорошее настроение выходят, как воздух из лопнувшего шарика. На меня они внимания не обращают.
– Надо же, Геннадий! Какими судьбами?! – радуется неожиданной встрече тот, что в пиджаке. – На ловца и зверь бежит!
Его спутник грубо хватает и стискивает Генкину шею, прижимая его голову к груди:
– Ты совсем глупый, да? Тебе шеф что сказал?..
Он, продолжая говорить, тащит куда-то Генку, а его напарник идет следом и отпускает остроумные реплики. Кидаюсь за ними, но интуиция надрывно вопит – стоять! Все испортишь!
Жгучим пламенем в кипучей крови разгорается баф «Праведный гнев», и мне стоит больших трудов погасить вспыхнувшее желание вступиться за друга. В мгновение ока сотни вариаций того, как можно поступить и к чему это приведет, проносятся в голове, пока не выстраиваются в конкретный и здравый план, где каждый пункт вбит стальным несгибаемым гвоздем – только так, твердо, без сомнений, и все будет хорошо. На все это уходит секунда-другая.
– Вы, кажется, на турнир собирались? – обращается ко мне охранник. – Еще можете успеть.
– У вас это нормально? – как можно спокойнее спрашиваю я, кивнув в сторону удаляющихся бандюков и Генки.
– Господа сами решат спорные вопросы, возникшие между ними, – отвечает он. – А что, какие-то проблемы?
В вопросе слышу угрожающие нотки и понимаю, что, стоит «возбухнуть», рискую не пройти фейс-контроль и завалить миссию.
– Никаких проблем, – я широко улыбаюсь. – Где можно пройти регистрацию?
– До конца зала и направо. Увидите, – не разжимая губ, объясняет охранник.
Бегу, стискивая коробку с фишками, которую Генка успел скинуть мне сразу, как завидел трех враждебных персонажей. И успеваю! Ребайный период заканчивается, но в перерыве все еще возможна поздняя регистрация.
Турнирные фишки отличаются от тех, которыми играют за обычными столами – в обмен на мои суммой на две тысячи долларов мне выдают десять по сто и две по пятьсот. Мельче нет смысла. На этом этапе турнира малый блайнд[28] повысился до сотни.
Специально обученная девушка сопровождает меня до стола.
– Вы можете оставить фишки и воспользоваться нашим баром, – улыбается она. – Сейчас объявлен пятнадцатиминутный перерыв.
– Спасибо! Я так и сделаю, – отвечаю я.
Накидываю пиджак на спинку стула и, стараясь не привлекать внимания, иду на выход проверить, как там Генка. Не думаю, что ребята совсем уж отморозки. Почти наверняка хотят просто припугнуть.
Выйдя, я оглядываю коридор, но не вижу ни друга, ни тех упырей. Два охранника, преисполненные сознанием важности возложенной на них миссии – не дать побеспокоить отдыхающих господ, – стоят каменными изваяниями, будто неактивированные големы.
– Уважаемый, – обращаюсь к одному из них, – а где мой товарищ?
– Кто? – снисходит до ответа один из них.
– Друг мой Гена где?
– А я знаю? – все так же, не разжимая губ, отвечает он.
Да ё-мое, ну что такое? На мне что, написано, что я голодранец и нищеброд? Вот как они сразу и с ходу определяют, перед кем гнуть спину, а кто тварь дрожащая? Чувствую, как начинаю закипать, но сдерживаюсь – сейчас не до разборок с охранником «третьего уровня социальной значимости». Еще недавно я и сам был примерно такой же, как он, «полезный» для общества.
Быстрым шагом иду мимо игровых залов, «комнат отдыха и релаксации» и дохожу до конца коридора. Там, за неплотно прикрытой дверью, обнаруживаю выход и дополнительную лестницу. Открываю и окунаюсь в полутьму, единственный источник света в которой – из коридора за спиной. Жду, пока зрение перестроится.
Этажом ниже во тьме кто-то зло, но негромко выговаривает:
– Завтра, ты понял? Завтра – край! Ты разозлил шефа! Долг не вернул, а сюда пришел! Еще и в VIP ломишься, а значит, что? Деньги у тебя есть. Твои – не твои, мне похрен! Нет денег – заработай! Не можешь заработать – укради! Не можешь украсть – продай почку, квартиру, а долг верни!
– Да понял я, понял, – раздраженно отвечает Хороводов. – Сколько можно повторять? Уже по третьему кругу пошли.
Раздается какой-то шелест, скрип, а вслед за ними короткий всхлип. Генкин. Стремительно спускаюсь на пролет ниже.
– Геныч, ты здесь? – громко и уверенно спрашиваю темноту.
Впрочем, темнота не абсолютная. Немного света пробивается из нижней щели под дверью, у которой стоит Генка, держась за бок и полусогнувшись. Бандюк в пиджаке – система подсказывает, что его погоняло Шипа, – прислонившись к стене напротив, спокойно курит. При затяжке его скучающее лицо освещается. Второй, тот, что в кожаной куртке, Лучок. Этот держит Генку за ворот, не давая сползти по стене на пол.
– Геныч, ты здесь? – глумливо передразнивает меня он.
– Фил, не вмешивайся! – требует Генка, сплевывая что-то черное. – Работай по плану!
– По какому плану? Что за план? – интересуется Шипа. – Фил? Так тебя кличут? Ну-ка, спускайся сюда, чушка!
– Это же тот, что с этим был, – вспоминает меня Лучок.
– Фил, иди в зал! – настойчиво просит Генка.
– Вот еще! – Мне сложно контролировать вспыхнувшую где-то в подсознании ненависть к этим гадам. – А что тут происходит? Вы кто такие, уроды? Почему мой друг Геннадий в таком неприглядном виде, в темноте, да еще подвергается, как вижу, избиению, угрозам и оскорблениям? Да вы охренели, мрази!
Последние слова я произношу в движении, преодолевая лестничный марш в два прыжка. Мысли только об одном – этих сволочей надо мочить! Иначе с ними никак: не договоришься, не отмажешься. Только сила! Без понятия, откуда во мне проснулась такая кровожадность и почему.
– Б…, чо ты вякаешь? – не успевает удивиться Лучок, когда мой кулак придает ускорение его голове, и мужик затылком впечатывается в стену.
Вы нанесли критический урон Николаю ‘Лучку’ Луковичному: 395 (удар кулаком).
– Оп-па! – одним движением оттолкнувшись от стенки, просыпается Шипа. – Это кто у нас тут такой
