И вот трубный глас возвестил о возобновлении переговоров.
– Итак, – спросил герцога Дрейф после того, как поприветствовал его, – к чему мы в итоге пришли? И сможем ли обсуждать наши дела без всяких ограничений?
– Да, капитан, – ответствовал герцог, – однако мои полномочия, разумеется, ограничены определенными рамками.
– Ясное дело, – с улыбкой продолжал Дрейф. – Впрочем, мы вовсе не собираемся наступать вам на горло.
– Гм! Да вы как будто уже это делаете, притом с неизменным упорством.
– Ну-ну! – в свойственной ему манере, полушутя-полусерьезно, заметил Дрейф. – Ваши сородичи проявят редкую неблагодарность, если не выразят вам свою глубочайшую признательность, господин герцог. Не ввяжись вы в эту заваруху, дело было бы давно сделано, город – взят. И единственными нашими хлопотами были бы сокровища. Клянусь честью, любезный герцог, не приди вам в голову столь дерзкая мысль, я уже давно разобрался бы с этими бравыми вояками, которые еще не далее как вчера только и думали о том, чтобы поскорей снести вам голову! Но в конце концов, нам надо договориться, дабы избежать досадных недоразумений. Ведь нет ничего горше, чем досадные недоразумения, или вы так не считаете, господин герцог?
– Да уж, – с улыбкой отвечал тот, – только с вами, капитан, добиться этого непросто.
– Полноте! С чего вы взяли?
– Ну да! К тому же вы привыкли выражаться так ясно, что ваши слова обычно не вызывают никаких сомнений.
– Ну что ж, в таком случае основы нашего договора должны сводиться к следующему: во-первых, город выплачивает выкуп, дабы не быть сожженным дотла и разрушенным до основания; во-вторых, богатые купцы выплачивают выкуп и за себя, чтобы сохранить свои товары; в-третьих, горожане расплачиваются за то, чтобы не подвергнуться разграблению, и так далее и тому подобное; в-четвертых, город выплачивает выкуп за возврат флотилии, захваченной у острова Сан-Хуан-де-Лус и размещенной на острове цитадели, а также крепости в Веракрусе, равно как и за освобождение пленных. Ну, что скажете, господин герцог?
– Гм, – с горькой усмешкой проговорил герцог, – скажу, любезный капитан, что выкуп в итоге выходит немалый… и сводится к сумме?..
– О, к самой что ни на есть круглой – двадцать миллионов пиастров.
Герцог аж подскочил от удивления, услышав такую баснословную сумму.
– Вы шутите? – спросил он.
– Господин герцог, – холодно отвечал Дрейф, – я не привык шутить, когда речь идет о делах.
– Но двадцать миллионов пиастров… вы хорошо подумали?
– Верно, господин герцог, вы правы, подумал я не очень хорошо. Забыл вот о священных кубках да прочих украшениях и реликвиях по церквям и монастырям. Оценивая все это в пять миллионов пиастров, думаю, я проявляю не слишком высокую требовательность. Продолжайте, сударь, не сомневаюсь, с вашей помощью я смогу припомнить еще много чего такого, что забыл или не учел.
Герцог де Ла Торре от досады кусал губы.
– Но в конце концов, – сказал он, – двадцать миллионов пиастров – огромная сумма!
– Простите, господин герцог, с вашего позволения, я бы уточнил: уже не двадцать миллионов, а двадцать пять – разница существенная.
– Однако мне кажется, сударь…
– Послушайте, будьте же добросовестны! – с радушным видом прервал его Дрейф. – Вы полагаете сумму двадцать пять миллионов пиастров баснословной. Что ж, на первый взгляд она и правда может показаться таковой, но по здравом размышлении приходится признать, что в действительности она скромна и не завышена.
– Да что вы говорите!
– А вам, сударь, хватило бы двадцати пяти миллионов пиастров, чтобы восстановить город, спустить на воду шесть кораблей первого ранга с полным вооружением и экипажами да еще заново отстроить крепости, такие как на Сан-Хуан-де-Лусе и в городе? Вот-вот, сударь, так о чем разговор – пустое!
– Но в конце концов, сударь, ваши слова справедливы лишь отчасти. И позвольте, однако, заметить, что мы не это сейчас обсуждаем.
– О да, понимаю, мы как два торгаша, что пытаются с выгодой выставить свой товар.
– Торгаши или нет, любезный капитан, но есть вопрос, о котором вы забыли, хотя он стоит того, чтобы о нем напомнить.
– И что же это за вопрос? Право, я человек добрый и прошу лишь об одном – договориться со мной по-хорошему.
– Что ж, тогда не нужно ставить невыполнимых условий.
– Простите, господин герцог, в чем же их невыполнимость?
– Вы требуете двадцать пять миллионов!..
– Пиастров… верно, я требую двадцать пять миллионов пиастров.
– Но чтобы их вам дать, их надобно еще иметь.
– Безупречный довод.
– Но у меня их нет.
– Вы в этом уверены, господин герцог?
– Могу даже поручиться, капитан. Сами городские власти и купечество заверили меня в том, поклявшись честью.
– Ну что ж, сударь, тогда позвольте вам заметить, что власти и купечество Веракруса ввели вас в заблуждение.
– Меня?
– Притом самым постыдным образом.
– О, сначала докажите, а уж потом…
– Отойдем в сторонку на пару слов, господин герцог.
– Как угодно, сударь.
И они вдвоем отошли на три-четыре шага в сторону.
– Итак? – вопросил герцог.
– Тише, сударь, – предостерег Дрейф, – никто не должен слышать то, о чем мы с вами будем говорить. Так вот, хорошенько послушайте меня. Два главных городских банкира, сеньор дон Педро Лосанда и Компания, а также сеньор дон Хосе Саласар Агирре и Компания располагают сейчас в одном потайном хранилище, о котором я знаю, по четырнадцать миллионов пиастров каждый, в золотых и серебряных слитках. Сеньор Санта-Крус располагает одиннадцатью миллионами пиастров. «Серебряный обоз», прибывший три недели назад из Мехико, доставил в слитках девять миллионов пиастров. Ну и, кроме того, у многих других здешних толстосумов, чьи имена я мог бы вам назвать, хранится еще восемь миллионов – мелкие торгаши не в счет. И все эти богатства должны быть вскоре переправлены в Испанию на панамских галионах.
– Неужели, сударь! – изумился герцог. – Неужели все так и есть?
– Клянусь честью, господин герцог! Вы же меня знаете, я никогда не вру.
– О, значит, это правда? – грозно вскричал герцог.
– Чистейшая, – продолжал Дрейф, возвращаясь к остальным парламентерам. – Ну а поскольку мои сведения тоже имеют
