– И то верно, я об этом не подумал. А вот тебе еще новость.
– Интересная?
– Думаю, да, особенно для тебя. Впрочем, и тут без случая не обошлось, так что его и благодари. Суть же дела в двух словах вот в чем. Давеча после обеда прогуливался я, даже не знаю зачем, возле губернаторского дома, и тут слышу за стеной кактусов, живой изгородью вокруг сада господина д’Ожерона, разговор: говорили двое – шли по дорожке и вели беседу. Это были губернатор и его племянник, господин Филипп д’Ожерон.
– Знаменитый буканьер?
– Он самый. Господин Филипп д’Ожерон все удивлялся, что госпожа герцогиня де Ла Торре довольно чисто говорит по-французски, без акцента, и применительно к испанке это показалось ему очень странным…
– Ну а нам-то что с того? – прервал его Кеклик, пожимая плечами. – Какой нам прок от этого новоявленного вице-королька не то Мексики, не то Перу, бог его знает?
– Большой, может, даже больше, чем мы думаешь, дружище. Только послушай, что на это сказал губернатор.
– Ладно, выкладывай, говорун ты эдакий, да поживей!
– Ты у меня попомнишь, приятель! Впрочем, я готов отомстить прямо сейчас – слушай: «Дорогой Филипп, – ответствовал губернатор, – лично мне кажется вполне естественным, что госпожа герцогиня де Ла Торре правильно изъясняется по-французски: она же не испанка, а француженка и принадлежит к одной из самых знатных итальянских фамилий, обосновавшихся у нас на родине вслед за королевой Екатериной Медичи. И зовут ее Манфреди-Лабом, только и всего».
– Как?! – вскричал Кеклик. – Неужели герцогиня приходится?..
– Ну конечно! – рассмеявшись, отвечал другой. – Сам господин д’Ожерон это сказал, а уж он-то, полагаю, знает, что говорит.
Кеклик побледнел как полотно – его с ног до головы прошибла дрожь.
– А ты не врешь? – продолжал он глухим голосом, не сводя пристального взгляда с товарища.
– Я сказал истинную правду, слово чести.
– Сейчас мне как никогда нужно быть на Санто-Доминго, по крайней мере то время, пока она пробудет здесь. Возвращаемся на борт – нужно все подготовить. Потом сойдем на берег.
– Здесь, в Леогане?
– Да, здесь, в Леогане. А что?
– Ты рехнулся, приятель! Подумай только, мы и шага не сможем ступить – нас вмиг раскусят.
– Будем начеку. Впрочем, даже если и раскусят, мне без разницы!
– И что же ты в конце концов собираешься делать? Чего хочешь?
– Чего хочу?
– Да.
– Хочу видеть ее! – вскричал он с непередаваемым надрывом.
И, не дожидаясь товарища, быстрым шагом направился к лодке.
– Проклятье! – процедил сквозь зубы Онцилла, последовав за ним, но не так быстро. – Проклятье! Наворотил я дел! И на кой черт угораздило меня подлить масла в огонь? Что ж, похоже, впереди нас ждет еще тот переплет! Кто из нас безмозглый кретин, как не я?
И он с силой хватил себя кулаком в грудь.
Через пять минут лодка уже шла на веслах к бригу, стоявшему на якоре в кабельтове от берега, и вскоре уткнулась в его борт.
– Дьявол! – невольно бросил Онцилла. – Да уж, нечего сказать, дал я маху. Значит, мне и исправлять ошибку. И я ее исправлю, чем бы это ни обернулось. Оставаться в стороне – чистое безумие!
Следом за тем он с веселым видом нагнал Кеклика – уже в каюте.
Глава XII
Какие правила поединка были заведены у Береговых братьев на Санто-Доминго
Босуэлл остался в гостиной у Дэникана в доме совершенно один. Он встал, взял шляпу и, по-видимому, тоже собрался уходить, когда буканьер, только что спровадивший двух чужаков, приоткрыл дверь и с любопытством заглянул в комнату.
– Чего тебе? – спросил Босуэлл, мигом обернувшись на шум и увидев хозяина дома.
– Ничего, капитан, ничего, – отвечал тот в полной растерянности, поскольку никак не ждал, что его застанут врасплох, заметив, как он подглядывает, – я только хотел спросить, не нужно ли вам чего?
– Да, мне нужно пару бутылок твоего лучшего амбуазского и штоф старой французской водки, ежели, случаем, еще осталась.
– Для вас, капитан, завсегда найдется.
– Тогда живей неси да составишь мне компанию: не люблю пить один.
– Слушаюсь, капитан! – бойко откликнулся буканьер и с радостью удалился.
Через пять минут он появился снова – не только с бутылками, но и, помимо того, с паштетом, лепешками, разделочной доской и полотенцем вместо скатерти.
В одно мгновение стол был накрыт.
– Ну вот, капитан, – сказал буканьер, поклонившись Босуэллу. – Только-только пробило одиннадцать. Я решил – может, вы не откажетесь и слегка перекусить.
– Еще бы! В самый корень зришь, дружище Шпорник. Признаться, я голоден как тысяча чертей! Так что твой чудный паштет как нельзя кстати.
– Погодите-ка, это еще не все, – спохватился хозяин дома, потирая руки.
И снова удалился. На сей раз он вернулся еще с парой бутылок, холодным мясом, фруктами и полным кофейником на разожженной горелке.
Теперь это уже вряд ли напоминало легкую закуску – скорее настоящий пир на зависть любому гастроному.
– К столу! – скомандовал Босуэлл.
– К столу! – вторил ему буканьер.
Они сели друг напротив друга и яростно накинулись на расставленные перед ними яства.
Капитан ничуть не лукавил, когда сказал, что голоден как тысяча чертей: он буквально пожирал все без разбору, поскольку за обедом у герцога де Ла Торре и правда почти ничего не ел – лишь едва прикоснулся к блюдам, которые ему подносили; так что он был голоден с самого утра.
Однако благодаря решительному натиску на паштет с прочими кушаньями, от которых ломился стол, его поистине волчий голод был скоро утолен. Следом за тем, осушив изрядную порцию вина, верно, для того, чтобы промочить горло, он наконец нарушил молчание, которое доселе упорно хранил.
– Боже правый! – сказал он, вытирая усы. – Ты это, Шпорник, здорово придумал – закатить целый пир!
– Правда, капитан? – спросил буканьер, готовясь разливать кофе. – Дело в том, что мне показалось – вы ужасно проголодались.
– Дело в том, что я просто помирал с голода. А посему будь спокоен, я умею быть благодарным.
– О, я знаю, с кем имею дело, капитан, – заметил хозяин дома, рассмеявшись. –
