Теперь ее голос звучал грубо, голова склонилась на грудь. Я сморгнула – и декорации чуть поменялись: теперь Алтея стояла, а кровать, на краю которой она раньше сидела, отодвинулась еще глубже в тень. Сквозь окно больше не проникал тот белый свет от луны или от снега.
– Королева поняла, что изменились не оба королевства, но она, – продолжала Алтея. – Ей больше не нужно было искать дверь – она сама стала дверью. И мостом. Местом, через которое в ее земли могли проникнуть демоны. Так что она взяла с собой дочь и уединилась с ней в замке в сердце леса. Иное королевство последовало за ней, и со временем лес, окружавший замок, стал кривым, разорванным между двумя владениями, как разбитый молнией дуб. Но принцесса, дочь королевы, росла сильной и проворной. Она быстро взрослела и то и дело перебегала из своего родного королевства в Иное и обратно, потому что уже не помнила времени, когда они с матерью жили иначе.
Рассказ Алтеи утратил все волшебство. Она говорила быстро и безо всякого выражения. Комната менялась на глазах, и с ней сама Алтея. Плечи ее сгорбились, в волосах пробилась седина. Без всякого предупреждения ее взгляд переметнулся на меня. Зубы ее пожелтели, глаза вращались, как детские вертушки.
Элла исчезла. Спальня была той же, но другой. Кровать стала продавленной и неприбранной, мебель скрывал слой пыли, будто вуаль.
– Ты здесь, – голос Алтеи надломился посредине фразы. Она смотрела прямо мне в лицо. – Это ты? Это действительно ты?
Она была призраком. Или миражом. Не могла им не быть. Голод в ее голосе должен был встревожить меня – но мой собственный голод мучил меня не меньше.
– Это я. Я, Алиса. Твоя… Твоя…
Я не могла выговорить этого слова. Внучка.
– Счастливица Алтея, – низким голосом выговорила она и подошла ближе, так, что я могла рассмотреть блеск пота на ее коже, почувствовать горькое миндальное дыхание. Я застыла, сердце колотилось во мне, как ледяной дождь о крышу, и конец своей сказки она рассказала уже мне в ухо.
– Иное королевство не причиняло принцессе никакого вреда, потому что она была очень умна. Умная принцесса Ванэлла, – на ее имени – имени моей матери – Алтея издала какое-то шипение. – Но однажды принцесса нашла в Лесу-на-Полпути ребенка – крохотную девочку, которую оставили поспать под деревом родители, отправившись на охоту со своей свитой. В ее плетеную кроватку падали лепестки вишни. Малышка хватала их своими ручонками и смотрела на принцессу черными-черными глазами. Принцесса немедленно влюбилась в нее – и украла малышку из ее сказки.
Мое сердце знало это раньше, чем услышали уши. Оно короткими толчками рассылало по моим жилам адреналин, как капли яда, твердя мне – беги, беги, пока не услышала то, чего не сможешь забыть. Но я не убежала. Я позволила ей досказать нашу историю до конца.
– Трижды-Алиса, – выплюнула она. – Тебя, как лепесток из цветка, вырвала из твоей сказки девчонка, которая не ведала, что творила.
Мой мозг работал четко, как компьютер.
– Я здесь, чтоб найти Эллу, – глупо сказала я. – Мою мать.
– Твою похитительницу. Эта девица никогда не рожала детей.
Последовало долгое мгновение белизны, которое полностью очистило мой разум. Я не могла даже вспомнить лица Эллы. Я не знала, что рука моя сама собой поднялась, пока не увидела, что Алтея отступает от меня подальше.
– Посмотри на себя, – ее смех звучал отвратительно. – Все еще дикая – спустя столько лет.
Я бессильно уронила руку и обхватила себя за плечи, по кусочкам восстанавливая облик Эллы. Худые запястья, дыхание в темноте, остро очерченный профиль, когда она вела машину. Она ничем не напоминала меня. И я никогда не задумывалась, почему так.
Я привыкла представлять, что где-то существует мой отец – мужчина, которого Элла любила, пусть даже недолгое время. И это тоже оказалось ложью.
– Я тебе не верю, – прошептала я. Еще одна ложь.
– Твоя сказка была ее любимой, – голос Алтеи ненамного смягчился. – Ей нравилось, какая ты яростная. Как карающий… ну, не совсем, но ангел.
– Я – девушка, – отчаянно сказала я. – Я человек.
– Ты и то, и другое – и ничто из этого. Ты – персонаж истории, но это не делает тебя менее настоящей.
Я словно бы видела себя снаружи – размытый по краям образ девушки, обнимающей саму себя, как малый ребенок. Образ с силой впечатался в мой разум – один из тех моментов, выводящих за грань себя, который обращается в память, пока еще длится. Это день, в который я услышала от своей покойной бабушки, что моя мать мне не мать. Что я персонаж истории, вырванный из другого мира.
– Она сбежала от тебя, – сказала я и увидела, что мои слова произвели эффект пощечины. – Мы обе сбежали. Я выросла в реальном мире. Я помню его – помню, как обдирала коленки, как читала библиотечные книжки, как ела всякое дерьмо в забегаловках на заправках. Как я болела и валялась перед телевизором. Помню, как жизнь шла своим чередом, и я ездила в автобусах, и страдала от одиночества. Я все это помню!
– Правда помнишь?
Я долго смотрела на нее, потом – на свои ладони, загрубевшие, ободранные, такие не-сказочные. Я думала о том, как жизнь сразу выцветала, едва оказываясь позади, слабые отметины на коже мира затягивались, как отпечатки следов в грязи.
– Ты сошла с ума, – сказала я. – И ты умерла. А я пришла сюда, чтобы вернуть Эллу.
– Вернуть ее? Откуда? – она улыбнулась почти кокетливо. Лишь слабая тень осталась от того, как она выглядела раньше, когда ее лицо притягивало взгляды. Она очень состарилась с того момента, когда рассказывала дочери-подростку сказку в темной спальне.
– Из Сопределья, – выговорила я. – Ее забрали Сопредельные.
Алтея покачала головой.
– Уверяю тебя, ты ошибаешься. Это ты им нужна, Трижды-Алиса. А она послужила всего лишь… – она щелкнула пальцами. – Всего лишь отвлекающим маневром.
Приманка. Финч был прав. Элла, где бы она сейчас ни была, послужила приманкой.
– Тогда где она? Если не здесь, то где? – я повысила голос. – Мне плевать, призрак ты, воспоминание или кто, да хоть голограмма, но, пожалуйста… Она ведь твоя дочь. Пожалуйста, скажи мне, как ее вернуть.
– Ты считаешь меня призраком? Ну да, я обитаю в этом старом мертвом доме, как привидение, а он обитает во мне, но однако же я не мертва.
Старуха схватила меня за руку и прижала ее к податливой, как тесто, плоти под пожелтевшей от времени полосатой блузкой – как раз напротив сердца.
Я
