– Я думала, ты забыл, – говорит она.
Потом мы целуемся. Страстно, безудержно.
Хватаемся пальцами за пуговицы и молнии.
Сходит лавина ощущений.
Я не стану вам описывать того, что случится той ночью. Вы, поколение, выросшее на интернет-порно, как-нибудь сами догадаетесь. К тому же я уже более чем достаточно эксплуатировал ее образ в своих книгах.
Да, давайте я раскрою вам правду о Бекс. И пусть издательство думает что хочет по этому поводу.
Я никогда не был влюблен в Бекс.
Страсть была. Любви – не было.
С момента нашего знакомства и ее переезда ко мне пять лет назад я думал только своим членом. Но я же знал, что книгам пойдет на пользу, если я буду в нее влюблен. Также я решил, что книгам пойдет на пользу, если она будет инструкторшей по фитнесу, а не… господи… чем она вообще занимается.
Я всегда знал, что я – эгоистичный урод. И понимал, что люди будут более благосклонны ко мне, если продемонстрировать им человечную сторону своей натуры, даже если ее и не существует в природе. Тогда я вписал свою вымышленную безответную любовь к Бекс в «Джека Спаркса верхом на кузнечике», и читателям понравилось. Может, даже слишком. Комментаторы на Амазоне не оценили семь сошедших с меня потов и поврежденный позвонок, с которым я остался в результате этой затеи, но зато они как заведенные строчили отзывы обо мне и Бекс. О том, как они ждут, когда же мы сойдемся. Читатели проглотили все и попросили добавки, даже те, кто обычно не читает книги моего жанра. Мужики на автограф-сессиях интересовались, спим мы или нет. Девчонки спрашивали, можно ли с ней подружиться.
Так что я продолжил развивать эту легенду в последующих книгах. Если в этот период я с кем-то встречался, я удалял все свидетельства об этом. Даже если бы мы с Бекс переспали, я бы не стал писать об этом в книге, ведь тогда умерла бы всякая романтическая интрига. Журналисты удаляют из текста все, что замутняет выбранный нами тон повествования, и оставляют все, что сохраняет его чистоту – или вписывают от себя. Когда Бекс встречалась с другими парнями, я превращался в тоскующего Джека на страницах «Джека Спаркса среди бандитов», в страдающего Джека – на страницах «Джека Спаркса под веществами». Многие читатели поверили в то, что Бекс стала истинной причиной моего наркотического марафона, что было очень кстати, ведь я не собирался раскрывать настоящую причину.
Спору нет, я должен быть влюблен в Бекс. Я всегда любил ее как друга и человека. Но для меня всегда было приоритетом трахнуть ее. Чем недоступнее она была, тем яснее я видел в ней приз, которого нужно добиться. ВИП-билет, который нельзя заполучить. Знаю, цинично. Я использовал ее как героиню своих книг, чтобы предстать в более выгодном свете. Раз такая умная и классная девчонка, как Бекс, готова терпеть меня и даже живет со мной вместе, значит, не так уж я плох, верно? Все-таки хорошо, что Бекс не читает моих книг, не то ее мог бы спугнуть сохнущий по ней сосед.
Я никогда не умел любить, никогда не понимал сам принцип любви. Накогда не оглядываться – такой урок преподал мне отец. Двигайся вперед с сердцем, холодным, как стужа. Ни к чему не привязывайся, никогда не вспоминай того, что бросаешь позади.
В бездонных архивах моей памяти отцу посвящены лишь самые смутные воспоминания. От него осталась только тень. Иногда меня будоражит запах, или что-то резонирует со мной, и я догадываюсь, что это – напоминае о нем, потому что больше ничего не приходит на ум. Или я замечаю в себе отрицательные качества, которых не было у мамы. И это все.
Нет, он был не против одного ребенка – тем более такого умницы, как Алистер. Но потом на свет появился второй орущий мешок с говном и соплями. Я стал последней каплей. Умом я сейчас понимаю, что, наверное, проблема этим не ограничивалась, но для моей психики уже слишком поздно. Я запрограммирован. Можно досконально изучить строение бейсбольной биты, но она все равно существенно корректирует форму твоего черепа.
В три года восемь месяцев и семнадцать дней после дня моего рождения отец свалил в закат, и мы о нем больше не слышали. Когда мне было четыре, мама сожгла все его фотографии в садовой жаровне. Я до сих пор помню, как запах дыма разъедал горло.
Я готов поклясться, что мое первое воспоминание – это мамины вопли в тот день, когда она осознала, что ее муж больше не вернется. Она заперлась в спальне и стала истошно голосить. Как животные, которых заживо режут на бойне.
Мы с Алистером были в гостиной и все слышали. Я был слишком мал, чтобы понимать, что происходит, но я отчетливо помню взгляд, которым Алистер наградил меня перед тем, как пойти к маме.
Боже, этот взгляд…
«Слышишь? – говорил этот взгляд. – Слышишь, как наша мать надрывается? Это ты виноват. Из-за тебя отец ушел».
Мое первое воспоминание – вот эта бейсбольная бита.
С тех пор домашняя жизнь покатилась под откос. Бывали и хорошие времена, но Алистер все-таки ненавидел меня, а я, наверное, ненавидел его за то, что он больше времени успел провести с отцом. Однажды мама выхлебала целую бутылку вина и кричала мне через дверь моей комнаты, как жалеет о том, что родила меня. Мне было семь.
Папиного лица я почти не помню, но оказалось, что и незачем. Достаточно просто посмотреть в зеркало. Ну конечно же, из нас двоих именно я должен был вырасти похожим на него.
Моя мать едва могла взглянуть на меня.
Все сожженные в саду фотографии вернулись мучить ее, воплощенные в моем лице.
Глава 12
Внутри воющей человеческой капсулы, в ревущем туннеле гладкого белого пластика слишком покойно. Слишком много времени наедине с собой.
Неужели нельзя как-то придумать, чтобы МРТ-сканеры не были так похожи на гробы?
Прошлой ночью мне не снилась Мария. Я проснулся только утром, чувствуя теплую наготу Бекс у себя под боком. Счастье давно не навещало меня, но этим утром оно прошло поблизости.
Две жирные дорожки кокаина манили меня из ванной. Одним взмахом ладони и одним поворотом крана я смыл все в сток. Я сразу почувствовал укол сожаления, знакомый всем наркоманам, но я даю себе слово исправиться. Пора смотреть на мир трезво. Хватит сворачивать на легкую тропу.
Так я тут и очутился, с тревожной кнопкой в виде резиновой груши в руке. Следуя предписаниям доктора. Отчаянно желая отмести малейшую возможность, что что-то не так с моим мозгом. Но сканирование непросто перенести
