Надо признать, от моей пёстрой подруги разумные идеи отражались, как солнечный свет от луны.
– Почему нет? – повторил я и побежал к сундукам, полным камней.
Идея хорошая, но потребовала доводки. Поначалу я пытался размещать блоки один за другим, ныряя к подножию южного утёса. Дело шло очень медленно, к тому же, неприятно оживляло мою недавнюю боязнь утопления.
– Должен быть скорейший и разумнейший путь, – подумал я то ли после девятнадцатого, то ли после двадцатого нырка.
И как обычно в этом мире, путь в самом деле был.
– Если бы я мог сделать пляж одним быстрым действием, – пожаловался я животным. – Как тогда, когда я вылил лаву в воду. То есть, пардон за оговорку, воду в лаву.
– Бе-е, – прервал меня чёрный Кремешок, заставив задуматься над нечаянными словами.
– Ого, в самом деле! – выдохнул я. – Ты и вправду так считаешь?
Несколько «бе» и одно «му» стали подтверждением.
– Ошибки – лучшие учителя, – берясь за вёдра и направляясь вниз, заключил я. – Даже если эти ошибки – оговорки.
За свою жизнь на острове я сделал много рискованного и откровенно опасного. Но прибавление территории острову оказалось сущим пустяком. Не спрашивайте меня, отчего лава прекрасно сохраняется в железном ведре, не нагревая его, и делается раскалённой в момент, когда её выливаешь. Я не знаю, отчего при соприкосновении с водой она превращается в обычный серый камень, а не в чёрный. Но всё так, не сомневайтесь.
Я и глазом моргнуть не успел – а на южной оконечности острова уже вырос плоский каменный мыс. Он вполне подходил для нового курятника. А то, что я спокойно черпал магму, дало мне новую идею.
Тремя вёдрами лавы позже моя прихожая украсилась люстрами, которые, между прочим, освещали пол из чёрного камня. Как ни смешно, но остывший камень добывался гораздо труднее своей жидкой версии. В конце концов потребовалась кирка, сделанная из моих последних алмазов, но я сделал себе гладкий, чёрный, блестящий, хорошо освещённый вход. И это только первый этаж.
Этажом выше располагалась моя кухня: по печке в каждом углу, вдоль стен – сундуки с припасами. Я научился использовать бруски дерева – такие же, какие пошли на верхние этажи и потолок, – в качестве полок. Их я сделал восемь, по две на каждую стену. Я представил, как они будут выглядеть с аппетитными, всегда свежими тортиками. Оставлять торт на полке неизмеримо цивилизованнее, чем на полу.
Третий этаж – моя роскошная спальня. Двойная кровать стоит на полу, застланном ковром. Вы не ослышались – ковром. Эксперименты с шерстью показали: два блока шерсти рядом могут дать три плоских квадрата ковра, который можно уложить на пол. Причём ковёр получался пяти цветов: стандартные оттенки шерсти, серый, чёрный и белый – плюс красный и жёлтый колеры от двух типов цветов. Помните, как я пытался их съесть и, держа в руке, нашёл возможность превращать их в краску? Помните, когда я сделал первую кровать, белая шерсть сделалась красным одеялом? Оба этих воспоминания соединились в моей голове, и вот он, пятицветный шахматный коврик вдоль стен моей спальни. Но не на середине, заметьте. Потому что посередине – моя ванна.
Вы не ослышались.
Её изобретение – мой архитектурный шедевр. Я вспомнил, как сгорел мой верстак в каньоне – и задумался над тем, как безопасно проводить тепло. Результатом стало сложное, но впечатляющее устройство, снабжавшее горячей водой три этажа из четырёх. Оно было сердцевиной жилища и представляло собой прозрачную башню из стекла, лавы и воды. Оно освещало два нижних этажа и давало неслыханную роскошь на третьем. Я и поверить не мог, какое блаженство испытаю от погружения в парящую воду. Какой роскошный разврат! Расслабились все мышцы в теле. Успокоились все нервы – даже те, о которых я не подозревал. Я так полюбил свою ванну, что даже устроил над ней в потолке люк. Как приятно после работы стянуть броню и упасть прямо в горячую воду!
Кстати, я упомянул, что на четвёртом этаже – моя мастерская? Я построил её большей, чем другие этажи: четырнадцать на четырнадцать, – и вместо стен обнёс изгородью от пола до потолка, чтобы дым из печей уносило морским бризом. Как и в кухне, я расставил печки по углам, вдоль стен – сундуки, верстаки и несравненная наковальня.
Когда стоишь на крыше, видишь дальше – это подало мне идею соорудить сторожевую башню.
Я уже использовал часть камней – а их у меня в избытке, – чтобы построить с задней стороны дома лестницу, которая начиналась в месте, где прежде была моя земляная нора. По ней можно мгновенно перебраться с этажа на этаж – для этого даже не потребовалось нарушать устройство комнат. Сначала я думал, что сооружу крышу – и закончу строительство. Но какой прекрасный вид! И сколько камней в запасе! Я посмотрел на проплывающее облако и подумал:
– Зачем останавливаться?
Я принялся строить, устраивая пол приблизительно через каждые десять блоков, чтобы смягчить падение в случае чего, и вставлял факелы в открытые окна. Сквозь них врывался всё более холодный ветер. На следующее утро я уже стучал зубами.
– Последний этаж! – объявил я, когда закончились камни в рюкзаке.
Уложив последний, я увидел в квадратном проёме только белизну: я поднялся прямо в облака.
Это не поэтическое преувеличение. Я и в самом деле построил настолько высокую башню, что оказался посреди белого влажного тумана – настоящего облака. Оно медленно проплыло мимо, а я посмотрел вниз и охнул. Мой остров казался крошечным зелёно-коричневым пятнышком среди бескрайней голубизны. Больше земли вокруг не было. Я забрался так высоко, что различал угловатые контуры горизонта, но и там виднелась лишь синева.
«Я по-настоящему одинок в этом мире», – подумал я.
Подтверждение этой холодной и жестокой истины, наверное, было главной подспудной причиной новой – и последней – пристройки к моему особняку.
Как и башня, она располагалась за домом, справа от лестницы. Доступ в пристройку я сделал через дверь на первом этаже. Пристройка была просторной, целиком из песчаника. Я предпочёл его берёзе из практических соображений: песчаник легче чистить. А мне эта комната нужна как можно более
