В конце концов, это мой туалет.
Справа от двери – раковина, чтобы мыть руки. Посреди потолка – люк, чтобы выветривались скверные запахи. А прямо под ней – люк в полу.
Так я обустроил нужник.
Конечно, моему творению далеко до сантехники прежнего мира, но смыв я устроил великолепный. Под люком я поместил куб воды, но, в отличие от раковины, прокопал туннель наискось до самого моря.
И сработало! Я бросил куб земли в свой «унитаз», побежал к берегу и увидел, как землю вынесло наружу, в море.
– Му! – обегая вокруг дома, закричал я. – Му, иди сюда, ты должна это видеть!
Она фыркнула. Очевидно, её больше интересовал пучок травы перед носом.
– Нет, в самом деле, – уговаривал я. – Обязательно!
Когда уговоры не подействовали, я вытащил из-за пояса колос спелой пшеницы.
– Как тебе? – поинтересовался я.
– Му, – сказала она и пошла за мной по западному склону.
Конечно, не круто подманивать животное едой, но я знал: Му поймёт, когда увидит моё величие. Я провёл корову сквозь двойные двери, помахал колосом в сторону ванной.
– Как насчёт этого? – осведомился я и вкратце изложил, как всё работает.
– Му, – коротко и равнодушно ответила подруга, чем сильно охладила мой энтузиазм.
– Я понимаю, что, по большому счёту, мне оно не нужно, и я не смогу его использовать, ну, по очевидной причине, – поспешил оправдаться я. – Но я построил его потому, что…
Я умолк, подыскивая слова и мысли.
– …В общем, я и сам не знаю зачем.
В самом деле не знаю.
Я задумался над ответом и понял, что его у меня нет. Зачем же я потратил столько усилий на комнату, которой не смогу пользоваться? Почему-то я не задумывался об этом при строительстве, просто делал и всё. Но зачем? И отчего мне так захотелось показать его Му?
А может, часть моего рассудка хотела использовать эту комнату по-другому? Напомнила о других, глубоких и мучительных, вопросах, на которые я когда-то пообещал найти ответы, а теперь предпочёл не вспоминать?
Если ты сам пытаешься сказать себе что-то – пожалуйста, остановись и прислушайся. Мне давно следовало это понять. Зря я боролся со смятением и недовольством, которые рвались наружу. Не следовало менять тему разговора.
– Суть в том, что я закончил строительство! – объявил я и дал колос Му. – Поэтому устраиваем праздник!
Я кинулся в спальню и вынул из сундука специальный инструмент.
– А разве есть способ отпраздновать лучше, чем за обедом из курятины?
Может, я всё успею вовремя. Может, к тому времени, как вернусь с топором в руках, сердечки над головой Му уже исчезнут. А может, сердечки – это просто выражение её чувств, а не всякое такое. Мне вслед понеслось протяжное тихое: «му-у-у-у».
– Ну вот не надо опять. Мы уже говорили на эту тему, – направляясь к двери, сказал я.
– Му-у-у, – не унималась корова.
– И не передумаю! – возразил я. – Я знаю, что делаю!
С тем я отправился вниз. Во время стройки я не переставал разводить цыплят. Всякий раз, когда поспевала пшеница и оставался избыток зерна, пускал его на развод стаи. Теперь в курятнике теснились три дюжины птиц.
«Дармовая еда», – подумал я, проталкиваясь сквозь толпу пернатых тел.
Они сгрудились так плотно, что идти было словно вверх по течению. Куры глядели на меня, без сомнения, ожидая пищи. И даже когда увидели, что в моих руках нет зёрен, они с таким же вниманием глядели на топор.
Они не убегали.
Они не боялись.
Они просто стояли, переглядываясь, посматривая на меня и железный резак, превращающий их кудахтающие жизни в перья и розовые мясистые тушки.
Я никогда не забуду эти крохотные доверчивые глаза. Тоненькие вскрики.
И никакой крови. Ещё одна странность этого безумного мира. Но ведь должна быть. В моём измученном рассудке всплыла давняя фраза о «руках по локоть в крови».
И вот осталось лишь трое цыплят, глядящих на зазубренное лезвие топора.
– Дармовая еда, – вздохнув, повторил я и опустил топор в последний раз.
Не на птиц – на ворота.
– Идите, – сказал я птенцам. – Вы свободны.
Те не захотели уходить.
– Идите! – заорал я. – Вон отсюда!
Они лишь лениво бродили кругами, будто не замечая массового убийства собратьев.
– Ладно! – рявкнул я и снова занёс топор.
Я рубил остатки изгороди до тех пор, пока не осталась одна каменная платформа. Лишь тогда цыплята, равнодушно поклёвывая землю, разбрелись по пляжу.
Жареная курятина была мягкой и вкусной, но от неё мне сделалось дурно.
– Так вот какой вкус у вины, – глотая, думал я.
После ужина я пошёл по освещённому лампами холму вниз, к друзьям, надеясь, что они остались друзьями. Что они подумали обо мне, увидев жуткое избиение? Было ли оно хотя бы вполовину таким ужасным, каким показалось мне?
– Я решил породить новые жизни – и я же решил их отобрать, – глядя на заходящее солнце, произнёс я. – Без крайней нужды. Я захотел – и решил.
В этот момент Му молча посмотрела на меня. Я понял её молчаливый вопрос:
– Ты научился? Ты понял?
– Да, – не глядя ей в глаза, ответил я. – Я научился тому, что даром не даётся ничего. Всё имеет цену – особенно, если платить приходится совести.
Удовлетворённая Му отвернулась.
– Но не считай, что я передумал, – предупредил я. – Я съем их всех. Единственное, что горше отбирания у них жизни – это растрачивание их жизней впустую. И если я не попаду в ситуацию, когда у меня не будет другого выхода, если я не буду вынужден убивать, чтобы выжить, – клянусь, я никогда не отберу жизнь, не угрожающую моей.
Му подошла чуть ближе ко мне, предлагая прощение, которого я, честное слово, не заслужил.
Глава 17
Важно не поражение, а восстановление после него
Мне
