Две из них были слишком молоды для Императрицы: одной было около тридцати, с волосами черными, как вороново крыло, она была одета в платье из шелка гранатового цвета; другой было на вид лет двадцать, лицо ее овалом напоминало персик. Инстинктивно Сифэн поняла, что тощая дама с кислым выражением лица не могла быть Императрицей. Поэтому она сосредоточилась на четвертой женщине и была вознаграждена улыбкой.
– Я Императрица Лихуа, – интонации знатной дамы были изысканны, она выговаривала слова отчетливо и красиво.
Она выглядела так, как и должна выглядеть настоящая царица. В ее волосах блестели седые нити, при каждом ее движении в надетых на ней драгоценных украшениях преломлялся свет. На ней было одеяние из матового шелка цвета утренней зари, у нее были очень белые руки, и она держала себя с поистине царственным достоинством. Глядя на нее, Сифэн ощутила болезненный прилив зависти. Каково это: жить в роскоши с момента появления на свет, обладать привилегиями по праву рождения? Перед ней была женщина с более высоким предназначением, чем у нее.
– Таковы пути этого мира, – эхом отозвался в ней голос Гумы. – Одним дается веревочная лестница, чтобы добраться до луны, а другие должны сами карабкаться к небесам.
Сифэн посмотрела на грязь у себя под ногтями, представив, что это обрывки ночного неба, разодранного, когда она по нему карабкалась.
– Расскажи, Сифэн, каким образом ты повстречалась с моим сыном? Ты, кажется, его заинтересовала.
Сидящая подле Императрицы молодая девица с персиковым лицом беспокойно заерзала.
– Подними голову, девушка, когда обращаешься к Императрице, – рявкнул господин Юй.
– Наследный принц заинтересовался не мной, а моим другом, ваше величество.
Сифэн быстро взглянула в лицо Императрице, на котором сквозь благожелательность проступало испытующее выражение. Ее лицо и фигура были напряжены, но после слов Сифэн она расслабилась.
– Твоя скромность заслуживает похвалы. Тем не менее, хотя мой сын заинтересовался твоим другом, но именно о тебе он говорит без умолку.
Девушка с персиковым лицом снова задвигалась, сверля Сифэн пронзительным недоверчивым взглядом.
– Принц никогда не ошибается в своих суждениях, – с гордостью добавила Императрица. – Он умеет распознавать в людях скрытые возможности. По этой причине за ним сохранилось его детское прозвище – Маленький Рыболов.
– Его высочество, как всегда, проницателен и мудр, – плавно вступил в разговор господин Юй. – Манеры этой девушки нуждаются в усовершенствовании, шлифовке, ваше величество, но, побыв при дворе, она изменится. Она неплохо образованна и немного знакома с поэзией.
Сифэн вновь почувствовала на себе пристальный взгляд Императрицы. Всего лишь одно слово этой изысканной прелестной дамы может изменить направление всей ее жизни. О, вот что значит – иметь власть! Никто в мире не в состоянии отказать такой женщине; даже поляна тэнгару с ее мистическим деревом может принадлежать ей, если только она того пожелает. Эта мысль вонзилась глубоко в сердце Сифэн, и одно слово плавало в ее мозгу, как лист на неподвижной поверхности пруда: Шут…
– Откуда девушке из бедной семьи быть знакомой с поэзией? – спросила старшая из женщин с кислым выражением лица.
– Неважно, мадам Хун, – ответила Императрица. – Я хочу послушать стихи, Сифэн. Не можешь ли ты прочитать нам какое-нибудь стихотворение?
Сифэн сложила руки, в ее мозгу проносились стихотворные строки, которые Гума на протяжение многих лет заставляла ее учить наизусть. Она вспомнила, как засветились глаза Императрицы, когда та заговорила о своем сыне, и в памяти ее всплыло безыскусное маленькое стихотворение, которое всегда трогало ее тоскующее по материнской ласке сердце:
Нити шелка в натруженых рукахПревращаются в одежды для озорного ребенка,И, порванные о камни и ветви,Они вновь нуждаются в починке. —Но стоит ли сожалеть о затраченном труде, — вздыхает мать, —Если весна кончается так скоро?Господин Юй уставился на нее с явным неудовольствием, но глаза Императрицы сияли.
– Прелестные стихи. В них есть правда о том, что для матерей дети слишком быстро становятся взрослыми. Мне кажется, что мои мальчики едва выросли из пеленок, а они уже командуют армиями.
– Эти стихи должна слышать каждая мать, – льстиво сказала женщина в платье гранатового цвета, искоса взглянув на девушку с персиковым лицом. – Как вы считаете, госпожа Ман?
– У меня нет детей, как вы знаете, – ответила девушка с резким, странно знакомым акцентом. Она с остервенением пыталась вытащить из своего шитья зацепившиеся нитки.
– Позволь представить тебе двух фавориток Императора. – Императрица указала на даму в гранатовом платье. – Это госпожа Сунь, в дальнейшем ты, возможно, познакомишься с ее дочерьми-близнецами. А это – госпожа Ман, она присоединилась к нам месяц назад.
– Мы счастливы, что она с нами, – губы госпожи Сунь растянулись в коварной кошачьей улыбке. Приторная сладость ее речей была обильно сдобрена ядом. – Напомни-ка опять, из какой маленькой деревушки ты родом? Ее величество так прочувствованно рассказывала о том, как они проезжали через нее… и увидали тебя.
– Даже если бы я ее назвала, вы все равно о ней ничего не знаете, – ответила девушка, но госпожу Сунь нисколько не задел ее невежливый тон, она улыбнулась еще шире.
Сифэн, пораженная, подняла на нее глаза. Так вот она, самая последняя из взятых во дворец наложниц, девушка, которую пронесли через их город в паланкине. Ее интонации все еще были такими же, как у деревенского простонародья, потому и акцент ее показался Сифэн знакомым. Она и впрямь очень хорошенькая, с ее круглыми розовыми щеками и похожими на цветочные лепестки губами, не могла не признать Сифэн. Нетрудно понять, почему она привлекла внимание Императора Цзюня, выглянувшего из окна своего императорского паланкина. Но у нее были скучные глаза и вялые движения, и шила она так, что видно было, что она с большим удовольствием занималась бы чем-то иным и в другом месте.
– Это мадам Хун, моя старшая фрейлина, – продолжала Императрица Лихуа, указав на даму с кислым выражении лица. – Со временем ты с ней лучше познакомишься, поскольку все мои дамы поручены ее заботам и руководству.
От намека, что ее тут могут оставить, сердце Сифэн радостно забилось, но, не показав виду, она лишь низко поклонилась каждой из женщин. Выпрямившись, она впервые заметила на стене за спиной Императрицы великолепную шпалеру. В ней преобладали изумрудные и оливковые тона, а также цвета папоротника и мха, и у Сифэн перехватило дыханье, когда она вгляделась в запечатленый на шпалере пейзаж: лесная поляна и пруд, из которого росло цветущее деревце.
– Тебе нравится? – спросила Императрица Лихуа, проследив направление взгляда Сифэн. – Эту шпалеру заказал мой дед, чтобы отметить пятисотлетнюю годовщину со дня основания царства.
– Она очень к-красива.
Сифэн была недовольна собой из-за запинки, особенно ей не понравилось самодовольное выражение, появившееся при этом на лице госпожи Сунь. Она сделала над собой усилие и заговорила медленно, размеренным тоном:
– Она напомнила мне о поляне, которую мы видели на
