– Я знаю, вы на это надеетесь…
– О, это больше, чем просто надежда.
Наложница встала со своего места, скрестив руки на груди, в переливающемся на свету розовом атласном платье.
– Видишь ли, я написала генералу. Несколько минут назад мой евнух отправился к нему с письмом. Вэя выгонят за то, что он встречается с придворной дамой, а Императрица избавится от тебя.
У Сифэн все сжалось внутри.
– Вы ничего не сможете доказать.
– Моя дорогая, ты меня недооцениваешь. Мне известно все. Когда вы встречались, что ты говорила, что ты делала. У меня повсюду есть глаза и уши. Очень скоро генерал все узнает… и их величества тоже. Не беспокойся, – добавила госпожа Сунь. – Я описываю все очень… поэтично.
Сжигавший ее до того гнев превратился в лед, Сифэн трясло, как будто на нее вылили ведро холодной воды. Дрожь охватила ее с ног до головы, кровь стыла в жилах. Эта женщина – Шут – успешно выполнила свое предназначение, без особых усилий растоптав предначертанную Сифэн судьбу. Она во всем сумела переиграть, перехитрить Сифэн.
Вэй потеряет свое место, а Сифэн больше никогда не увидит Императрицу, никогда не услышит от нее ласковых слов, не сможет заслужить ее нежную улыбку. И Император с теплым взглядом его красивых глаз и читающимся в его взгляде обещанием уже никогда не будет принадлежать ей. Шут победил.
Как натянутая струна, зазвенела в ней ярость, ее уже ничто не могло остановить. Перед глазами Сифэн мелькали картины: белые выпуклые шрамы на теле Кана, рыдающая, положив руки на живот, Императрица Лихуа, замахнувшийся бичом господин Юй. Она представила, как Вэя, с его мужественной красотой и бешеной гордостью, выгоняют из дворца. Как оба они, изгнанные с позором, возвращаются домой, чтобы предстать перед разъяренной Гумой.
И она видела так ясно, как будто все уже почти произошло: кончик своего кинжала, вонзающийся в грудь наложницы, ее перламутрово-белая кожа среди окрасившегося алым потока. Вода стекала по ее груди, в которой обнажившееся сердце лежало, дожидаясь Сифэн. Сифэн взяла в рот скользкое от крови сердце, и квинтэссенция наложницы наполнила ее, как воздух. Источник жизненной силы госпожи Сунь был пьянящим, как вино, горячим и мощным, и Сифэн ощутила себя выше и стройнее – она чувствовала на себе восторженные, боготворящие взгляды придворных…
Внезапно госпожа Сунь упала на спину: в панике пытаясь убежать от Сифэн, она зацепилась за ножку стула. От ее презрительной усмешки не осталось и следа, ее сменил животный ужас от того, что она прочла на лице Сифэн.
– К-кто ты? – заикаясь, спросила она.
Соблазнительный образ лишенного сердца трупа наложницы исчез, но Сифэн не огорчилась.
– В чем дело, госпожа? – нежным голосом спросила она, с наслаждением смакуя страх женщины. Он был почти столь же восхитителен, как вкус гладкого, шелковистого сердца, скользящего вниз по ее горлу. Она сделала шаг вперед, поддразнивая ее, испытывая восторг от вида наложницы, прижавшейся к складной перламутровой ширме трясущимся телом.
– Стой на месте, – крикнула госпожа Сунь. – Не подходи ко мне.
Сифэн прижала кулаки к тому месту под грудью, где, наслаждаясь, извивалась тварь. Страх женщины подпитывал ее, и она становилась сильнее. Она – ничто, а ты – Все. А затем она своей волей открыла рот Сифэн и заговорила изнутри.
– Не вздумай угрожать мне, девушка, – проскрежетала она грубым гортанным голосом. – Ты не знаешь, с кем имеешь дело.
Госпожа Сунь упала на колени, с нее слетела всегдашняя уверенная, обольстительная манера держать себя.
– Кто ты? – повторила она.
– Я – луна и тьма, что ее окружает, – прошипела Сифэн тем же древним, вечным голосом. – Я – ветер, и дождь, и бескрайнее море. Я – само время, а твое время подходит к концу.
Ее грудь распирало от абсолютного, не имеющего пределов могущества. Ей никогда прежде не приходилось испытывать подобное, движения твари внутри были нежны, как материнское прикосновение.
Эта женщина и ее мелочный обман – не более чем насекомое, которое она раздавит своими ногами. Все пойдет так, как она надеялась – как они рассчитали.
Вперив в лицо Сифэн остановившийся взгляд, госпожа Сунь продолжала кричать, вцепившись руками в складную ширму. Ширма опрокинулась и с треском рухнула на пол.
Двери распахнулись настежь, и в комнату с порывом ветра влетели евнухи. Сифэн пришла в себя, чувствуя, как напряжение оставляет ее. Держась за саднящее, болезненное горло, она судорожно вздохнула. Все вокруг застыло – стража, комната, тварь у нее в груди. Госпожа Сунь рыдала, свернувшись калачиком возле стены.
– Она не человек, – выла наложница, – она ненормальная! Немедленно заберите ее отсюда.
Двое евнухов, схватив Сифэн за руки, вытащили ее наружу как безвольную тряпичную куклу. Она испытывала слабость и смертельную усталость, на свежем воздухе из нее как будто вымывалась прежняя сила. Несколько служанок госпожи Сунь, драивших перила, прервав работу, глазели на то, как она, тяжело привалившись к стене, закрыла глаза от света висящего рядом фонарика. Она не знала, куда спрятаться от этих проклятых фонарей, они были повсюду.
Рядом оказался Кан, он гладил ее лицо, на котором застыло потрясенное выражение.
– Что случилось? Что пошло не так?
Но она не могла найти ответ. Видения, в которых она представала сильной и могущественной, оставили ее, и реальность предстала перед ней с убийственной силой. Хотя она и напугала до смерти госпожу Сунь, это не отменяло того факта, что генералу будет доставлено письмо наложницы. Возможно, он читает его прямо сейчас и уже собрался вышвырнуть Вэя за ворота.
Мечте Вэя не суждено сбыться… так же как и ее собственной.
Все кончено. Ничего уже нельзя поделать. Она позволила Шуту одержать над собой победу.
Не обращая внимания на Кана, Сифэн задрала голову и издала яростный вопль, от которого в страхе отшатнулись служанки. Что бы сказала Гума, узнай она, как позорно провалилась Сифэн? Она представила сидящую на троне госпожу Сунь и возлагающего на нее корону Императора.
Корона, принадлежащая Сифэн. Трон, принадлежащий Сифэн. Они предназначены для нее, ей это обещали карты.
– Ты знаешь, что нужно сделать, – говорила ей тварь. – Другого пути нет.
На горячих источниках водяное зеркало показало ей мерцающее в груди сердце госпожи Сунь. Однако Сифэн в ужасе отшатнулась от этого видения, уверенная, что такое решение будет чересчур жестоким и она слишком слаба, чтобы его выполнить. Возможно, она ошибалась. Возможно, это идеально разрешило бы все проблемы. Если госпожа Сунь останется в живых, это будет означать триумф Шута.
Сифэн сжала кулаки. Она позволила событиям зайти слишком далеко.
31
Ее раны вернулись.
Сифэн легла в постель, ожидая, когда в покоях Императрицы все отойдут ко сну. Она не собиралась засыпать, но не заметила, как уснула, а затем внезапно пробудилась от невыносимого жжения на обеих щеках. Ощущение было таково, как будто Гума только что ударила ее тростью, а
