Что бы она ни делала, она творит это за его спиной.
Он сжимает руль так крепко, что слышит щелчок в одном из искалеченных пальцев. Возможно, оторвался один из толстых черных швов, крепящих гнилую плоть. Потом глохнет машина. Никаких драматических картин, слабое покашливание, еще раз. Второй, и Стрикланд катится по инерции.
Он переводит на нейтралку и пытается завестись, но зажигание мертво.
Автобус окунается в поток трафика, издав шум, похожий на писк Образца, которому причинили боль. Стрикланд ничего не может с этим сделать; глядя через дым, много более плотный, чем пар над гладильной доской, он направляет «Тандерберд» к бордюру.
Единственное свободное место – перед пожарным гидрантом. Просто отлично.
Он поднимает ручник, вылезает из машины и смотрит на дорогу: машины кишат словно осы, люди носятся как тараканы, весь город будто одно громадное ядовитое гнездо. Он пинает дверь автомобиля, на той остается вмятина, его пальцы взрываются болью, так что он прыгает на одной ноге, выплевывая загиб, в котором смешаны все существующие на свете проклятия.
Стрикланд обнаруживает, что развернулся и смотрит в другую сторону.
Он видит громадный шар белого пламени, под ним – гигантские тарелки жидкого огня, гладкие ручейки лавы. Его голова пульсирует от свирепого, злого извержения света. Приходится заслонить глаза, чтобы понять, на что он смотрит.
Солнечный свет течет с вращающегося земного шара на крыше салона «Кадиллак», ниже блистают окна от пола до потолка и за ними – бесконечные серебристые капоты.
Стрикланд не помнит, как он пересек улицу, но он бредет по парковке, над ним хлопают гирлянды флагов. Проходит мимо настоящей пальмы, смотрит на фары, между которыми виднеется V-образная эмблема, проводит рукой по чеширской ухмылке на решетке радиатора.
Останавливается перед одной из машин, гладит капот и чувствует себя сильным, спокойным и собранным. Даже боль в изуродованных пальцах слабеет, слабеет, слабеет… Он наклоняется над капотом и вдыхает, ему нравится запах горячего металла, напоминающий аромат оружия, из которого только что выстрелили.
– «Кадиллак Купе Девиль». Лучшее авто, когда-либо созданное человечеством.
Продавец присоединился к Стрикланду.
Стрикланд регистрирует редеющие волосы, следы неудачного бритья, дряблую шею. Остальные детали тонут в свете солнца, оно слишком яркое, слишком яркое, яркое. Продавец выглядит автоматом, таким же металлическим, как и машины у него «на прилавке».
Он шагает вокруг «Кэдди» так, словно он тоже движется на шинах, складки на рубахе и брюках столь же остры, как грани капота. Он поглаживает капот, часы и запонки блестят, словно изготовлены из того же хрома.
– Четырехцилиндровый двигатель V-8, коробка передач на четыре режима. Разгоняется до шестидесяти за десять и семь. Держит сто девятнадцать на автостраде. Хрустит, точно свежая банкнота. Радиосистема со стерео, целая Лондонская филармония внутри. Люксованная отделка, белая кожа, словно в президентском номере пять звезд. Никаких кресел, настоящие диваны. Кондиционер достаточно хороший, чтобы твои напитки оставались холодными, нагрев достаточно мощный, чтобы твоя девочка не замерзла.
Его девочка? Она только что укатила по дороге черт знает куда.
Оставив его наедине с работой в «Оккаме», что вот-вот подойдет к концу.
Хочет ли он преследовать Лэйни или просто убраться отсюда, из этого чудовищного селения, ему понадобятся четыре колеса, замена той груде мусора, которую он противозаконно запарковал на другой стороне улицы.
Это человек из металла сильнее, чем он. Какой смысл сражаться?
Он протестует, поскольку именно этим положено заниматься в автосалонах, хотя знает, что это бесполезно:
– Я просто смотрю.
– Тогда посмотри на это, друг. От носа до хвоста восемнадцать с половиной футов. Это два баскетбольных кольца, если одно поставить на другое. Как ты думаешь, сможешь ли ты забросить мяч так высоко? Посмотри на ширину. Он ведь займет целую полосу, да. Посмотри, как он опирается на колеса, точно лев на лапы. Две и три десятых тонны. Попробуй вывести эту малышку отсюда, и ты повелитель дороги, ничуть не меньше. Могучие окна. Могучие тормоза. Могучий руль. Могущество даже в сидениях, во всем. Просто чистая мощь.
Это звучит хорошо. Это то, чего заслуживает любой мужчина-американец.
Мощь означает уважение. От жены, от детей, от лакеев, для которых самое страшное событие в жизни – сломавшийся автомобиль. Он лучше, чем все это дерьмо. Все, что ему нужно, – сказать всем разом, чтобы они убирались к черту с его дороги.
Стрикланд чувствует себя лучше, не просто лучше, а хорошо, впервые за долгое время. Он выдавливает еще одно возражение, хотя хороший продавец наверняка слышит нотки капитуляции в его голосе:
– Я не очень уверен насчет зеленого.
Стоянка красноречиво свидетельствует, что «Кадиллак» может быть какого угодно цвета, в точности как туфли Элизы Эспозито: серый металлик, розовый, малиново-алый. Черный, словно нефть. Тот, рядом с которым они стоят, зеленый, но не утешающего травянистого оттенка его леденцов, а куда более мягкого, словно подбрюшье существа, которое должно было сдохнуть столетия назад.
– Зеленый? – продавец оскорблен. – О нет. Нет, сэр! Я не продаю зеленые машины! Это, мой друг, цвет морской волны.
Нечто сдвигается внутри Стрикланда: продавец показал ему верный путь.
Могущество. Он обладал им, будучи Джунглебогом, и он все еще его не потерял. Мысли возвращаются к одному из бормочущих пасторов, которых так любит слушать Лэйни. Что было одним из первых проявлений могущества Бога? Дать всему имена. Джунглебог тоже может давать имена.
Они становятся тем, чем должны быть по его желанию.
Зеленый становится цветом морской волны, Deus Brânquia – Образцом, Лэйни Стрикланд – ничем.
Он наклоняется, заглядывает внутрь. Он будет сидеть там очень скоро. Только дразнить себя – это так приятно. На приборной панели сотни, тысячи циферблатов и ручек. Это Ф-1, упакованная в пространство для одного дивана. Руль тонок, точно хлыст. Штрипка от ночной рубашки.
Он представляет, как обхватывает его, как алая кровь из пальца без труда вытирается с кресла. Продавец шевелится где-то рядом, шепчет на ухо, точно любовник. Ограниченная серия, двенадцать чехлов, вручную покрытых узорами, четыре из пяти успешных мужчин в Америке пользуются «Кэдди», забудь про ракеты, улетающие в космос, Спутник – полная ерунда рядом с «Девилем».
– К этому бизнесу я имею отношение, – даже в нынешнем состоянии Стрикланд ощущает потребность впечатлить продавца.
– В самом деле? Хорошо, а как насчет того, чтобы посмотреть изнутри?
– Национальная безопасность. Новые инициативы. Применение в космосе.
– И не говори. Можешь поправить сиденье… вот так…
– Космические штуковины. Ракетные. Штуковины из будущего.
– Будущее. Это хорошо. Ты выглядишь человеком, способным туда заглянуть.
Стрикланд делает долгий вдох через нос: он вовсе не заглядывает в будущее, он и есть будущее. Или станет им после того, как его работа в качестве Джунглебога закончится, Образец исчезнет, семейные дела пойдут на поправку, и он перестанет нуждаться в
