Некоторые рассматривали магию только как средство карьерного роста. Нифонт понимал, что такие подлинных высот в чародействе не достигнут. Да и по социальной лестнице действительно высоко не взберутся – здесь, в империи, им светили разве что синекуры. Самые умные из подобных карьеристов, скорее всего, отправятся за границу и будут пускать пыль в глаза где-нибудь в Истинной Земле, пользуясь невежеством местных и репутацией грозных колдунов Костуара.
А вот сам Нифонт… Чем больше он узнавал, тем более возрастал его пиетет. В своем дневнике, который завел в старших классах, он однажды записал следующее:
«Магия – ярчайшее доказательство бытия того, кто сотворил этот мир, и я не понимаю, как можно осознавать ее существование, не испытывая благоговения. Это само дыхание Творца – каким бы именем его ни называли: Сварогом, Великим или же, как драконы, Огнем, – дыхание, пронизывающее все вокруг и являющее собой возможность невозможного. Это идеальный инструмент Творения, преображающий разум и вместе с тем подчиняющий велениям разума плотский мир – сама сущность контролируемых перемен.
Осознав это, я в полной мере понял, почему республиканцы, чья религия с трудом признает за чудотворцами право на жизнь, дали им имя теургов, сиречь тех, кто работает с божественными силами».
Остался позади ограничитель, потом – и школа. Многие, как и подозревал Шривастава, отсеялись на этом этапе, даже не пытаясь пойти дальше. Но он точно знал, что находится лишь в самом начале пути. Вскоре молодой чародей с блестящими результатами поступил в Минтдарградский магический университет, одно из престижнейших учебных заведений планеты – и там начал по-настоящему постигать тонкое искусство подлинного волшебства. Не те азы, что давались в школе, – настоящие теорию и практику действительно сложных манипуляций. Курс сменялся курсом… Не раз и не два психика студентов подвергалась нешуточным испытаниям на извилистых колдовских тропах – вот когда настало время возблагодарить школьные уроки осознанных сновидений и актерского мастерства! Не всех, впрочем, спасало и это – каждый год в Костуаре неизбежно отсеивается один-два процента студиозов, серьезно тронувшихся рассудком в попытках овладеть самым загадочным из искусств.
Нифонт в этот процент, разумеется, не попал. Пять лет пролетели для него как один день. Обретя звание мастера магии, или, как говорили за рубежом, чародея-специалиста, он и теперь не отступил, а замахнулся на следующий этап. В империи тот по стародавней традиции витиевато именовался «совершенствованием себя путем обучения других». Республиканцы использовали термин более прозаический – аспирантура.
Нифонт сделал еще глоток. Бесполезно – голова оставалась предательски ясной, по-прежнему не желая затуманиваться. Чародей стиснул кружку так, что побелели костяшки пальцев; на тонкой бледной руке явственно обозначились голубоватые вены.
Ненависть – вот что испытывал сейчас Шривастава. Жгучая, словно крапива, она прорастала откуда-то изнутри, устремляя вверх зеленые побеги и гордо расставив в стороны иззубренные листья. Зеленый змий ничего не мог сделать с упрямым сорняком – только обжигался сам и уползал прочь с болезненным шипением. Чародею оставалось лишь вновь и вновь прокручивать в голове детали своего позора…
Позора, который должен был стать величайшим триумфом.
Отношения кое с кем из профессуры у него не заладились практически сразу, но изначально Нифонт не придавал этому ни малейшего значения. Он вообще не обращал внимания на возраст и социальный статус собеседника – его интересовали лишь личные качества и компетентность. Если преподаватель допускал ошибку – Шривастава указывал на нее вслух, посреди аудитории. Вел себя по отношению к другим так же, как те относились к нему; не стеснялся тонко и изощренно хамить. Некоторые из университетских профессоров с одобрением отнеслись к дерзкому и талантливому студенту… Но не все. Далеко не все.
Какое-то время трения не причиняли неудобств Нифонту – напротив, принесли уважение соучеников и нимало не помешали стать лучшим из студентов своего выпуска. Но вот позже, в аспирантуре… Тут он впервые хлебнул лиха. Вынужденное участие в интригах коллектива не принесло молодому чародею никакой радости, зато сильно уронило человечество в его глазах. Какое-то время, впрочем, он успешно лавировал в этой мутной пене, ухитряясь избегать наиболее неприятных подстав, устроенных особенно «доброжелательными» коллегами.
Самое худшее началось потом, когда он взялся за магистерскую диссертацию. Смутные идеи, прозрения и наблюдения, носившиеся в уме Шриваставы последние несколько лет, начали обретать четкую, выверенную форму, постепенно превращаясь в нечто способное произвести революцию в магии. Давно подтверждено, что измененные состояния сознания, порождаемые некоторыми психоактивными веществами, во многом схожи с погружением. Но Нифонт пошел в своих исследованиях еще дальше: он теоретически доказал, что в сочетании с сильнодействующими магическими субстанциями, например, определенными эликсирами, наркотические грезы могут действительно стать погружением. Иными словами, приняв выверенную смесь таких компонентов, даже обычный человек с прозаическим складом ума сможет творить настоящие чары – а уж подлинного, умелого чудотворца это вознесет на недосягаемую ранее высоту!
Разумеется, одной теории было мало – но Нифонту было что предъявить и на практике. Несколько экспериментальных составов он опробовал на лабораторных мышах – и некоторые из них после длительного курса приема нового «препарата» и впрямь начали проявлять… любопытные свойства. Жемчужиной коллекции Шривастава счел особь, научившуюся летать по клетке. Он торжествовал. Если уж методика работает на созданиях с куда более простой нервной системой… Триумф! Безусловный триумф!
Нельзя даже представить чувства Нифонта, когда утром в день защиты он обнаружил, что его лаборатория уничтожена, подопытные утрачены и даже журнал записей поврежден.
Все было замаскировано под несчастный случай – пожар, начавшийся в соседней лаборатории, якобы перекинулся и на разработки Шриваставы, – но исследователь не питал ни малейших иллюзий на этот счет. Защитные чары на лабораторию он накладывал сам – и разумеется, отнюдь не пожар тщательно развеял их, не оставив ни малейшего следа. Самовлюбленные профессора решили от души отыграться на «непочтительном юнце», одним ударом выбив у него опору из-под ног.
Потеря журнала с детально изложенным ходом исследований не слишком печалила Нифонта – еще в школе он начал старательно упражнять свою память и достиг на этом поприще немалых успехов; при желании он сможет восстановить утраченный текст дословно. Куда хуже была утрата образцов: чародей подозревал, что ни к чему хорошему это не приведет.
Так и оказалось. Члены комиссии были заранее настроены против соискателя