– Значит, посмотрел? И на что это похоже?
Уррглаах затянулся и выпустил новую струю зловонного дыма. Неподвижная дотоле улыбка стала чуть шире.
– Лучше тебе не знать.
Эльринн заглянул дракону в глаза, на дне которых мерцало неведомое знание, и содрогнулся, сам не зная отчего.
– Ладно, не буду тебя отвлекать, иди, – молвил Уррглаах, проходя мимо перевертыша. – А, и вот еще что: дойдешь до Зиктейра, передай, чтобы зашел в кают-компанию. И сам приходи.
– Зачем? – удивился баггейн.
– Узнаешь, – лаконично ответил дракон, растворяясь в тенях.
Александр перевернул страницу и снова вгляделся в записи. Оккультные символы и линии силовых токов складывались в изящный узор, который мог быть с легкостью выстроен на базе стандартной пентаграммы. Этим моментом Синохари гордился сильнее всего: оптимизация новых чар – нелегкий труд. Обычно новые колдовские приемы выходят избыточными, переусложненными: разум, составляющий принципиально отличную от прежних концепцию, движется наугад и торит к своей цели новые, нехоженые пути, зачастую кривые и запутанные. Задача же оптимизации обычно ложится на последователей, порой даже на потомков. Однако Александр привык доводить работу до конца. Он трудился почти месяц, и его нынешняя разработка вышла настоящим шедевром: верх простоты и изящества, ничего лишнего, сама эффективность. «Не говори гоп, пока не проверишь на практике, – одернул себя чародей. – Гордиться потом будешь». – Широко зевнув, он отложил потрепанную рабочую тетрадь… и недоуменно заморгал.
На одном из пустых прежде стульев каюты с безмятежным видом сидел Уррглаах, расслабившись и закрыв глаза. Обруча на нем не было, так что безмятежность дракона была феноменом совершенно непонятным и даже пугающим. Настолько, что Александр сперва удивился именно неожиданному виду ящера, а вовсе не тому, что он непонятно откуда взялся посреди его каюты…
– Откуда ты здесь взялся? – спохватился Синохари.
– Ниоткуда не брался. Я сижу в кают-компании, – не размыкая глаз, отозвался Уррглаах. – А тебе я мерещусь.
– Просто мерещишься? – скептически прищурился чародей.
– Не «просто», а чрезвычайно целенаправленно мерещусь, – возразил дракон. – Прозрачно, скажем так, намекая.
Дракон плавно засиял изнутри ровным изумрудным светом, постепенно утратил четкость и растворился в воздухе. Насыщенно-зеленый ореол еще несколько секунд окружал стул, а затем начал истаивать.
– Вот же ж чудище огнедышащее… – слегка озадаченно произнес Александр, почесав затылок.
Теоретически он знал, что Уррглаах – не человек и психология у него совершенно иная. На практике же привыкнуть к его нередким выходкам было очень тяжело – тем более, что в остальное время он весьма неплохо маскировался, к тому же выглядел обманчиво уравновешенным.
Поразмыслив, чародей решил, что игнорировать столь интригующий намек неразумно, и направился в кают-компанию.
Один, столичная планета империи Костуар.
Город Дин-Дугар, столица
Двадцать пятое ноября 2278 года по земному летосчислению
Родриго Мжижевич, глава биомагического факультета Дин-Дугарского университета, поправил очки на длинном остром носу и продолжил чтение. На экране сменяли друг друга таблицы, химические формулы и анатомические схемы. Исследование шло полным ходом.
Мжижевич был одним из ведущих биологов империи, и неудивительно, что трофеи, добытые на Нифльхейме, попали на изучение именно его команде. Нынешняя кампания выдалась чрезвычайно урожайной: два принципиально новых вида гомункулусов и – самое интригующее – несколько йаэрна, подвергнутых действию темпорина.
Ими в лаборатории Мжижевича занялись в первую очередь. Результаты изумляли и обескураживали. Железо перестало оказывать свой вредоносный эффект, другие яды также утратили силу, иммунитет взлетел до невообразимых высот, а поврежденные ткани срастались в рекордные сроки – и всем этим феноменам, на первый взгляд, не было ни малейшего объяснения в рамках биологии. Ни ускоренного метаболизма, ни преображенной биохимии – ничего, что могло бы пролить хоть немного света на эту загадку. У кого иного опустились бы руки, но имперские исследователи не отступались, продолжая выдвигать гипотезы одна безумнее другой и проверять их на практике.
Одна из наиболее сумасшедших идей внезапно подтвердилась, и в изысканиях произошел настоящий прорыв. Оказалось, темпорин загадочным образом закольцевал биологическое время йаэрна, и их тела неуклонно возвращались к исходным параметрам – тем, в которых все было цело и невредимо. Оставались, правда, и неразрешенные загадки. Например, почему подобный эффект никак не влияет на память? Не должен ли мозг быть зациклен вместе со всем организмом? Чародеи увлеченно экспериментировали, выясняя мельчайшие подробности.
Тем не менее зацикленность во времени вовсе не гарантировала неуязвимость. Например, если оторвать йаэрна руку или ногу, приживить ее обратно будет невозможно, а вырастить новую уже не выйдет – внутренние ресурсы организма небесконечны. По-прежнему смертельны были высокие температуры и мощные электрические разряды – если использовать их достаточно долго. Враг не был бессмертен, и это утешало.
Куда больше интриговало другое. Подобное искажение времени вызывалось мельчайшей дозой темпорина – на что же он способен в больших количествах? И ограничивается ли его действие одной лишь биологией? Мжижевич не верил, что йаэрна не видят за деревьями леса, и потому был готов к тому, что темпорин в руках эльфов рано или поздно принесет Костуару новые проблемы. А значит, войну следует закончить до того, как это свершится. Эти соображения он изложил в закрытом отчете на самый верх – все же то была не его епархия – и приступил к изучению захваченных тварей.
Гомункулусы тоже преподнесли немало интересного. Родриго вывел на экран изображение препарированной «Ксифозы» на лабораторном столе – когтистые лапы раскинуты, крылья расправлены, панцирь на брюхе отсутствует, обнажая нутро – и ностальгически улыбнулся. Давно в его практике не было настолько интересных вскрытий. Чего стоили одни только попытки прорваться сквозь броню, а сколько сюрпризов было внутри…
Вздохнув, Мжижевич закрыл фото и принялся за составление итогового отчета. Сейчас державу интересовали конкретно методы поражения врага, а не удивительные особенности его устройства. Хорошо, предоставим в лучшем виде…
Пальцы порхали по клавиатуре, работа спорилась. За стеклами очков глаза биолога зловеще сверкнули. Перед внутренним взором ученого разворачивалась картина падения Кьярнада.
Звездолет «Танатос»
Двадцать седьмое ноября 2278 года по земному летосчислению
Часы сменяли друг друга с фантастической скоростью – так, бывает, перелистываются страницы интересной книги. Заковыристые чертежи один за другим претворялись в реальность, новый проект постепенно обретал плоть. Мастерская полнилась звуками,
