Алаис, кстати, так и делала, иначе бы ее просто стошнило. Какое уж там удовольствие!
Кто-нибудь знает, чем пахнут лошади? По́том они пахнут, а вовсе даже не розами. А когда конский пот, когда собственно человеческий пот, да еще и грязь…
Алаис чувствовала, что начинает с тоской вспоминать метросексуалов! Подумаешь, мужчина маникюр делает! И что? Зато рядом с ним стоять можно! Дышать можно!
Одно утешение – Таламир знал позы, в которых можно не обнюхивать партнера. К тому же грубым с Алаис он не был. Он не бил супругу в постели, не унижал, не старался причинить боль… он просто выполнял свой долг, стремясь обрюхатить жену как можно скорее. И Алаис искренне боялась, что ему это удастся.
Навыки у нее были отработаны еще с той жизни, и в опасные дни она уже один раз отравилась. Пришлось съесть тухлое яйцо, рвало ее немилосердно, но о каком-либо выполнении супружеского долга речь целых два дня не шла. Но сколько впереди тех дней? Да и не такой уж это надежный метод предохранения.
Впрочем, красные дни календаря пришли точно в срок.
Алаис мысленно возблагодарила всех местных богов, а напоказ разрыдалась в три ручья. Да так, что Таламир почувствовал угрызения совести. За этот месяц он даже успел немного привязаться к супруге. Как к дорогой, статусной игрушке, но все же!
Хотя привязанность у мужчины проявлялась весьма странно. С одной стороны – он даже немного гордился женой. С другой – осознавал, что Алаис выше его по происхождению, воспитанию, образованию… и иногда это прорывалось в интонациях, во взглядах, в приказах… Он осознавал, что без Алаис не справится, но с каким бы удовольствием он втоптал жену в грязь, просто, чтобы доказать, что он выше! Это ведь несправедливо! Даже захватив Карнавон, даже надев герцогскую корону, даже распоряжаясь жизнью и смертью людей, живущих на землях герцогства, он все равно понимал, что существует нечто недостижимое. То, чем от рождения обладала Алаис, да и каждый из герцогской семьи. То, чего никогда не будет у Таламира и даже у его детей и внуков, может быть, повезет правнукам – в лучшем случае. Чтобы быть дворянином, необходимо три титула. И чтобы носили их твой отец, твой дед и твой прадед, а иначе никак.
Алаис пустила в ход все свои умения юриста, иногда девушке казалось, что если бы она так выкладывалась на работе, то слава ее заткнула бы за пояс таких юристов, как Плевако и Гроций. Она вела хозяйство, мягко подсказывала Таламиру, в чем состоят обязанности герцога, всячески подчеркивала, что он сам прекрасно справляется, она просто находится рядом – и то с позволения такого великого человека… а чего это ей стоило?
Память Алаис Карнавон засыпать не собиралась. Ночами девушку мучили кошмары, вновь и вновь падал под ударами мечей ее отец, вновь насиловали сестру, волокли куда-то мать…
Прощать их смерть Таламиру она не собиралась, но если сейчас начать ругаться и устраивать диверсии…
Он ведь не дурак, далеко не дурак. Дурой она будет, если недооценит противника. И Алаис вела себя паинькой. В ушах день за днем звучали строчки из бессмертной комедии Мольера: «Тут не прямой – окольный нужен путь. Смириться надобно для виду, но тянуть. Кто время выиграл – все выиграл, в итоге…»
Таламир не верил, но и придраться ни к чему не мог. А Алаис жестко придерживалась своей легенды. Показывала мужу, насколько наслаждается Карнавоном, своей властью над замком, своим титулом… Единственное, что она себе позволила, – сходить на могилы родных.
Они лежали в фамильном склепе. Отец, мать, братья, сестра…
Вопреки всем страшным сказкам и легендам, Алаис ничего не почувствовала. Лежат – и пусть себе лежат, что поделаешь? Сходила, положила цветы и успокоилась. Отдала часть долга.
Хотя обязанной себя чувствовала не Таня. Алаис. Алаис любила свою семью, Алаис горевала, Алаис готова была мстить, и лучшей местью стал бы побег жены. Сам по себе Таламир не удержит Карнавон. Подлости и злобы у него хватает, а вот ума…
День за днем Алаис по возможности беспристрастно оценивала своего супруга и приходила к неутешительным выводам.
Ее все-таки убьют после рождения одного или нескольких детей. Просто потому, что это единственная для Таламира возможность утвердить свое пре-восходство.
Возможность спасения принес королевский гонец.
* * *Герцог Карнавон был недоволен, и это видели все. Он вытянул плетью подвернувшуюся под руку служанку, съездил по зубам управляющему, перевернул обеденный стол, пнул собаку – и кивком пригласил герцогиню побеседовать.
Алаис повиновалась не без трепета душевного. И больше всего она опасалась за свои зубы. Управляющий вон остатки в ладонь сплевывал, будет теперь до конца жизни супчиком питаться. Но управляющего ей не жалко было, а себя так даже очень. Про стоматологов, даже самых паршивых, советских, тут и слыхом не слыхивали, про пломбы – тоже, так что она вспомнила все, что могла, полоскала рот после еды, грызла молодые вишневые веточки и пыталась придумать зубную щетку. Выходило плохо. И как раньше обходились?
Пальцем, что ли, зубы чистить?
Тьер Ант Таламир подождал, пока она закроет дверь, и зло воззрился на жену. Алаис внешне спокойно присела в реверансе.
– Монтьер герцог.
Градус злости чуть схлынул. Но все равно, сунь его в ведро – зашипит.
– Вы знаете, что в письме ее величества?
– Нет, монтьер. Вы мне его не показывали.
– И даже не догадываетесь?
Ответом стал чуть растерянный взгляд.
– Я не знаю ее величество, монтьер.
Ох, как же тянуло добавить «так интимно, как вы». Но зубы были своими, родными и ценными. И рисковать ими не хотелось.
– Поэтому не могу предположить… но судя по вашему поведению, это что-то неприятное?
– Она приказывает мне вернуться в столицу.
– Монтьер! А как же Карнавон?!! Я одна не справлюсь!
Алаис даже не играла. Не справится. Чего стоят одни Эфроны…
– С молодой женой, Алаис!
Герцогиня где стояла, там и села, хорошо хоть кресло подвернулось.
– Монтьер?!
Ага, венценосная любовница приглашает в столицу законную жену действующего хахаля. Интересно, зачем? Опытом поделиться? Верю-верю…
Что-то подсказывало Алаис, что ничего хорошего ей эта встреча не принесет. С другой стороны – из Карнавона бежать некуда, а вот по дороге или в столице…
Бегать и прятаться надо там, где искать труднее, то есть в большом городе. Сесть на корабль, например, – и ищи ветра в поле. Теперь надо убедить Таламира взять ее с собой, то есть действовать от противного. Настолько-то Алаис своего супруга успела узнать. Приказы он ненавидит, поэтому может ее и оставить.
– Что, вам это тоже не нравится, дражайшая супруга? – зло поинтересовался муж, сбавивший обвинительный пыл. Потрясения Алаис ему хватило.
– Монтьер… да ведь те же Эфроны… а кто тут еще водится?! Умоляю, не уезжайте так!
Таламир зло посмотрел на супругу. Алаис опустила голову, мол,
