– Значит, я могу к нему присоединиться. Использую желание, чтобы попасть в коробку.
– Ни за что! – Морфей пытается встать, но рыцари приставляют мечи к его груди.
– Ты потратишь желание зря, – говорит Паутинка, сев на мое плечо. – В коробку может поместиться только одна душа. И кроме того, портал больше никогда не откроется, ни наружу, ни внутрь.
Джеб одними губами произносит:
– Возвращайся домой.
Меня грызет раскаяние пополам с сильнейшей яростью. Он не имел права приносить себя в жертву. Отдавать жизнь за меня. Из-за этого я осталась одна.
Я глажу стекло над лицом Джеба, запоминая каждую черточку. Если я пожелаю, чтобы мы никогда не оказывались здесь, никаких ужасов с нами не произойдет…
Морфей борется со стражами, стоя на коленях, и я вспоминаю, зачем вообще сюда пришла. Если я верну всё на круги своя, Морфей тоже окажется на свободе. Он будет терзать мою семью, пока кто-нибудь не остановит его раз и навсегда.
Выход только один, и он ясен, как синее небо в ту минуту, когда мы с Джебом летели над пропастью на досках.
Я целую холодное стекло, разделяющее нас, и вспоминаю наш поцелуй в Зеркальном зале. Вспоминаю его губы – мягкие, теплые, живые.
Этот первый поцелуй станет последним.
– Всё, чем ты пожертвовал ради меня… – говорю я. – Всё, что сделал, пока мы были здесь, – бесценно. И если я когда-нибудь вернусь домой, то всю жизнь буду тебя благодарить.
Джеб открывает рот. Он качает головой, так что вокруг вскипают пузырьки. Его волосы мотаются, напоминая водоросли.
– Нет, Алисса! – Крик Морфея, как ни странно, звучит одновременно с немым призывом Джеба. Но уже слишком поздно. Я раздавливаю в ладони бусину, и слеза течет по моему запястью, теплая, пахнущая солью и страстью.
Мысленно я произношу самое главное мое желание: чтобы я не открывала дверь в тот вечер перед выпускным балом, когда Джеб приехал ко мне. Чтобы я прошла сквозь зеркало одна.
Перед моим внутренним взором появляются огромные карманные часы – их стрелки вращаются в обратную сторону. Всё идет задом наперед – крылья втягиваются в спину, полет на волне устриц возвращает нас на смятую шахматную доску, которая разглаживается и превращается в ровный песок, мы катимся по нему вверх, а не вниз, и оказываемся на столе у Мартовского Зайца, перед ледяными фигурами… а вот наши поцелуи в Зеркальном зале, которые мы забираем, а не даем – о них, упавших в карман времени, никто и никогда не будет помнить, кроме меня. Заново наполняется море, мы прыгаем в лодку, осьминорж соскальзывает в воду, а мы засыпаем, чтобы проснуться на белом песке; я еду на плече у Джеба, который шагает задом наперед; он делается маленьким, когда мы сражаемся с цветами; пятясь, мы подходим к крохотной дверце. По кроличьей норе вверх, вверх, вверх, к солнцу. И, наконец, Джеб исчезает, а я вновь лечу вниз по кроличьей норе – одна-одинешенька.
Я начинаю задыхаться. И открываю глаза.
Моя память на месте, и вокруг всё то же самое – Морфей, на которого направлены мечи, королевы, стоящие бок о бок, удивленные стражи, Паутинка у меня на плече.
А главное – коробка-бормоглот. Королева Слоновой Кости держит ее в руках, и розы по-прежнему алые. Я уже собираюсь заплакать, потому что желание, очевидно, не сработало и ничего не получилось.
Но слезы в глазах Гренадины останавливают меня.
Я подхожу ближе. По ту сторону стекла из-под черной воды на нас смотрит Червонный Король. Поскольку в отсутствие Джеба некому было принести себя в жертву, король использовал свою любовь к Гренадине и поменялся местами с Королевой Слоновой Кости, чтобы спасти оба королевства. Может быть – в какой-то степени – это расплата за то, что много лет назад он разбил сердце моей прапрапрабабушки.
Интересно, помнит ли здесь кто-нибудь Джеба? Замешательство на лицах подсказывает, что нет. Но я готова поклясться, что Морфей помнит. Он всегда умел забираться в мои мысли.
– Дурацкое решение, – говорит он, как бы в знак подтверждения. – Решила разыграть мученицу? Ты никогда больше не увидишь свою семью. Как, по-твоему, отнесется к этому твоя бедная хрупкая мамочка?
– Я обязательно вернусь домой, – отвечаю я. – Я знаю, что проклятием нашей семьи была вовсе не здешняя кровь. Проклятием был ты. И сегодня я тебя победила. Я королева. Порталы открыты для меня. Я вернусь домой, и моя семья наконец освободится.
Морфей рассматривает свои ботинки, и драгоценные камни на его лице переливаются черным и синим, напоминая следы ударов.
– Очаровательная иллюзия, любовь моя. В самый раз для волшебной сказки.
Его голос звучит хрипло, и в нем как будто слышится раскаяние.
Утомленная этими фокусами, я начинаю поднимать над собой венец Гренадины.
Мои пальцы прилипают к рубинам и отказываются повиноваться. Под шпилькой Червонной Королевы как будто загорается кожа. Раскаленные добела щупальца ползут по спине, пригвождая меня к месту. Они оплетают руки, и кровь в моих жилах вспыхивает. Сосуды снова светятся зеленым, как в саду мертвых, и выпускают побеги.
То же самое ощущение охватывает и ноги, скрытые широкой юбкой. На сей раз ветви не исчезают. Они тянутся всё дальше с каждым вздохом… из меня растет настоящее живое дерево.
Я испускаю крик, а ветви начинают извиваться, как зеленые змеи. Они сбивают с моего плеча Паутинку и пытаются хлестнуть стоящих вокруг.
– Что случилось? – кричит Гренадина.
Ленточки у нее на пальцах шепчут все враз.
– Твой муж напрасно пожертвовал собой! – отвечает Королева Слоновой Кости. – Дух Червонной Королевы был в этой шпильке… она соединилась с девочкой… теперь они – одно целое!
Морфей использует общее замешательство, чтобы распустить крылья, до тех пор сомкнутые на груди. Он отталкивает рыцарей, резко разворачивается, вскакивает за спину Королеве Слоновой Кости, обхватывает ее за талию и приставляет к горлу стрижающий меч.
– Отойдите от Алиссы, иначе я разрежу Королеву Слоновой Кости пополам и скормлю ее брандашмыгу!
Все замирают. Даже Паутинка зависает в воздухе. Я хочу броситься к двери, но не могу пошевелиться. Червонная Королева пытается овладеть моим телом, и я
