– Ты права, Никки.
Коснувшись краски на груди Джеба, Морфей растирает ее большим и указательным пальцами.
– Он, наверное, думает о своей девушке. Хотя, надо сказать, будь на моем месте Алисса, он бы вел себя повежливее.
Джеб бросает кисть и хватает Морфея за рваный лацкан. Все мышцы на его спине напрягаются. Никки висит в воздухе и звенящим голоском бранит обоих.
– Она моя бывшая девушка, – говорит Джеб. – И я не желаю слышать ее имя. Не желаю, чтобы она навещала мое подсознание.
Он отпихивает Морфея.
– Ты помнишь, что случилось, когда ее лицо возникло в моих картинах. Нужно забыть Алиссу. Так же, как она забыла нас.
Бывшая девушка. Я чувствую, как гаснет во мне внутреннее тепло. Никогда еще Джеб не говорил таким раздосадованным тоном, даже после стычек с отцом. И это потому что он думает, будто я его бросила.
Морфей вытирает испачканные краской пальцы об одну из тряпок, которые грудой лежат рядом с ним на столе. Взгляд, обращенный на Джеба, полон дьявольского восторга.
– Жаль, что ты так мало доверяешь девушке, которой некогда поклялся в любви.
Он сует пальцы в карман пиджака и извлекает Чешика. Пушистый малыш хлопает крыльями и взлетает. Он улыбается Джебу, искренне радуясь встрече.
Джеб, спотыкаясь, отступает на два шага.
– Как… как он сюда попал?
Морфей жмет плечами.
– Лучше спроси, кто принес его сюда. Ответ будет гораздо интереснее.
Джеб качает головой, а Никки берет Чешика за передние лапы, и они принимаются танцевать в воздухе.
– Эл ни за что бы…
– Да, – ядовито перебивает Морфей. – Она это сделала. И скоро отыщет дорогу в наше убежище. Если только не попалась из-за того, что ты так несвоевременно меня выдернул. В таком случае она в беде, и это из-за тебя.
– Нет, – твердит Джеб. – Я ей безразличен.
Мне хочется ворваться в комнату и доказать, что он не прав. Он утратил всякую веру в меня. И это мучительнее и невероятнее всего, что я пережила с тех пор, как год назад провалилась в кроличью нору.
Руки немеют, и папин кинжал чуть не выскальзывает из потных пальцев.
Папа! Как я могла о нем забыть?
В темноте, дальше по коридору, эхом разносится какое-то шарканье. Затаив дыхание, я на цыпочках крадусь по извивающемуся тоннелю. Но уйти далеко не удается: кто-то хватает меня за локоть сзади. Одна рука зажимает мне рот, а другая швыряет об стену, так сильно, что позвоночником я врезаюсь в камень.
Стоящее передо мной существо сложено как мужчина. Свободной рукой оно хватает меня за запястья и прижимает их к моему животу. Я крепче сжимаю папин кинжал, который направлен лезвием в земле, и пытаюсь закричать, но незнакомец не отнимает вторую руку от моего рта. Он выше, чем я. Он смотрит на меня, наклонив голову набок, как любопытный щенок, и словно пытается понять, кто я такая. Его рост и фигура мне знакомы. Когда глаза привыкают к темноте, я чуть не падаю.
Это Джеб, его лабрет, его тело, которое я так хорошо знаю… и наконец я вижу лицо.
Красные точки драгоценных камней, в тон лабрету, тянутся изогнутой линией от правого виска до скулы. Я приглядываюсь и замечаю, что кончики ушей у Джеба заострились. Он походил бы на эльфа-рыцаря Королевы Слоновой Кости, если бы не щетина на подбородке. Даже глаза у него стали, как у эльфов – безучастные, пустые, без всяких эмоций.
Когда я различаю еще кое-какие ужасные подробности, из моей груди рвется вопль. Кожа у Джеба под левым глазом рассечена. Но вместо тканей и костей там пустота.
У меня пересыхает во рту. Крик глохнет под ладонью Джеба.
«Он теперь не тот, что раньше», – предупреждал Морфей. Вот что он имел в виду. Джеб подвергся искажению. По моей вине.
Я подавляю рыдание.
В пустоте, там, где разошлась кожа, я замечаю какое-то движение. На поверхность из раны появляется глаз, покрытый прожилками и обращенный зрачком внутрь. Я удерживаю тошноту и пытаюсь оттолкнуть Джеба. Но он слишком силен и удерживает меня прижатой к стенке.
Джеб наклоняется ближе. Из дыры над скулой появляются пальцы. Они пытаются дотянуться до меня и ощупать. Пальцы блестящие, красные, цвета крови. Ни к чему не прикрепленное глазное яблоко выкатывается на кончики этой чудовищной руки, чтобы лучше видеть; в то же время два обычных глаза Джеба продолжают изучать мое лицо.
Я тщетно пытаюсь вздохнуть под неумолимой ладонью, зажимающей мой рот. Жар, похожий на вспышку молнии, обжигает мне грудь, и дневник под туникой вновь начинает светиться. Тогда оживает чувство самосохранения. Я вцепляюсь зубами в пальцы Джеба – сильно, прокусив кожу.
Издав жуткий вопль, он выпускает меня. Я сплевываю кровь, смутно сознавая, что она на вкус как краска.
Пытаясь не упустить скользкий кинжал из потных пальцев, я перехватываю его в последнюю секунду, случайно полоснув Джеба по бедру. Он воет – душераздирающим, звериным голосом, – когда кожа на ноге расходится, оставив разрез длиной дюймов в шесть.
– Прости! – кричу я. – Прости, пожалуйста!
Глаза и красные, ни к чему не прикрепленные, пальцы лезут из раны, восседая на извивающихся темно-красных лозах, которые снабжены ртами, похожими на растения-мухоловки.
Я роняю кинжал. Прижавшись спиной к стене, соскальзываю на пол. Мои крики сливаются с мучительными воплями Джеба. Скользкие лозы вьются вокруг меня, и я отбиваюсь пинками. Желчь подступает к горлу, когда несколько лоз крепко обвиваются вокруг моей лодыжки.
Дверь в коридоре распахивается. Выбегает Морфей, Никки и Чешик летят следом.
Соленые слезы катятся по моему лицу и мочат губы, пока я, бессмысленно лепеча, извиняюсь за всё сразу. За всё, что нельзя повернуть вспять.
Морфей отдирает лозы, помогает мне встать и прижимает к груди.
– Уберите этого зверя отсюда! – кричит он через плечо.
Заплаканными глазами я смотрю туда же, чтобы понять, к кому он обращается.
Это Джеб. Мой Джеб.
