– И?..
– Платон считает, что во вселеной есть иная сфера, которую мы неспособны наблюдать. Это – другая реальность, с которой мы не соприкасаемся. Мир, который мы не можем поглощать, как хлеб и мясо, мир, о который мы не споткнемся, как о камни. Однако он действительно существует.
– И как же его увидеть?
– В том-то и суть! Это невидимый мир, находящийся за пределами реальности. Мы можем его только познать – понять собственным разумом, а не схватить и, образно говоря, повертеть в руках.
– А вещи, которые мы можем видеть и пробовать, не помогают пониманию?
– Они – тени на стене. Представь себе ребенка, играющего при свете свечи. Реальность – и есть свеча, но не тень. А маленький ребенок обращает внимание лишь на тени.
Лука, не мигая, уставился на Раду. Он готов был схватить его за плечи, чтобы вытрясти из юноши всю информацию.
– Я хочу понять!
Раду вытер губы и свернул рукопись.
– Приезжай в Истанбул, – предложил он. – Давай поплывем туда прямо сейчас. В Истанбуле можно встретить ученых мужей, которые говорят на твоем языке, и тебя отведут в библиотеку. Ты сможешь учиться и будешь читать любые книги и рукописи. Ты математик?
– Нет! – с досадой вырвалось у Луки. – Не в твоем понимании!
Раду фыркнул.
– Платон был учеником Сократа, а затем стал учителем Аристотеля. Ты пока не математик, но жаждешь разгадать тайны мироздания. Но все взаимосвязано. В мире существует огромный массив знаний, и один человек отталкивается от учения другого. Надо понимать тех, кто жил раньше тебя, – только тогда ты можешь задавать правильные вопросы и учиться сам.
Лука вскочил и спрятал трясущиеся руки в рукавах рясы, чтобы зоркий воин Оттоманской империи не увидел, какой соблазн он испытывает при мысли о библиотеке с бесценными рукописями.
– Для меня наша беседа была интересной, но мне нужно помнить, что ты – враг моей веры, моей страны и моих близких.
– Да. Но ты имеешь право поменять веру и страну, а близких ты уже и так потерял.
– Веру поменять нельзя, – отрезал Лука.
– Возможно, любая вера – просто тени на стене, – предположил Раду-бей, щуря темные глаза, устремленные на Луку. – Может, Бог является источником света, но мы способны узреть только тени, которые отбрасываем, проходя перед светом. Мы видим огромные мятущиеся тени и считаем, что они и есть Бог, а на самом деле они – лишь наш собственный образ.
Глаза Луки распахнулись еще шире.
– Я буду молиться за твою душу, – произнес он. – Ты – ужасный еретик.
– Как хочешь, – отозвался Раду-бей со своей обаятельной ленивой улыбкой. – Ты записал все, мальчик?
Ишрак не подняла головы:
– Да, милорд.
– И ересь тоже?
Ишрак с трудом подавила желание адресовать улыбку смуглому Раду.
– Да, сударь.
– Тогда оставь свои записи здесь и отнеси мои на борт, – небрежно приказал он.
Раду вручил Ишрак завернутую в шкуру шкатулку с рукописями и, повернувшись к Луке, протянул ему руку.
Юноши сцепились пальцами, обхватив друг другу локти, – и каждый оценил силу пожатия собеседника.
– Ты слишком хорош для того, чтобы метаться по этой разваливающейся стране, спрашивая невежд о том, что не так с их жалкими жизнями, – тихо сказал Раду. – Ты умен, и тебе незачем толковать ночные кошмары старух. Я знаю твоего командующего: он выбрал неверную дорогу и ему придется дорого за все заплатить. Он продаст свою душу, считая, что трудится во славу Бога, но убедится, что мир меняется, а он остается далеко позади. Поднимись на борт моего корабля – и ты увидишь Истанбул с его библиотекой и сможешь познать тайны мироздания.
Лука отступил.
– Я храню веру, несмотря на все соблазны, – выдохнул он.
– Как пожелаешь, – мягко произнес Раду-бей и направился к своей галере.
Ишрак взглянула на Луку и, по его кивку, последовала за Раду-беем, неся шкатулку с рукописями. Раду-бей бросил ей через плечо по-арабски:
– Если ты раб, я тебя освобожу. Приходи на мол на закате, прыгай на корабль, и мы тебя увезем. Если ты девушка – как мне показалось – тебе ничего угрожать не будет. Даю тебе слово. Если ты человек образованный – а я в этом не сомневаюсь, независимо от того, девушка ты или паренек, – тебе надо присоединиться ко мне. Мы поплывем в Истанбул, где ты сможешь учиться.
Ишрак осмотрительно промолчала.
– Твой хозяин – глупец, раз предпочел невежество, – добавил Раду. – Он решил оставаться на стороне проигравших. Он будет с Богом, который способен предвидеть только конец света. Ты меня узнаешь, если снова увидишь?
От неожиданности Ишрак выпалила по-арабски:
– Да!
Раду повернулся и улыбнулся ей: его потрясающая внешность под полуденным солнцем буквально ослепила Ишрак.
– Запомни меня хорошенько, – посоветовал он Ишрак, – и когда увидишь человека, который напомнит тебе меня… а, по-моему, ты обязательно с ним повстречаешься, имей в виду, что это не я – а мой брат-близнец. Именно в тот момент тебе и будет грозить огромная опасность – и поэтому тебе надо будет бежать ко мне.
– Я не смогу бежать к тебе, – возразила Ишрак на итальянском. – Никогда. Ни в коем случае.
Раду развел руками и адресовал ей легкий шутливый поклон.
– Но наступит день, когда ты будешь молиться об этой возможности, – сказал он, забирая шкатулку у нее из рук и переходя на нос галеры. – Сестрица моя, христиане и вполовину не такие добрые, как ты думаешь. Я это знаю, поскольку родился и рос среди них – и был безжалостно брошен ими, точно так же, как ты.
– Меня никто не бросал! – Ишрак почему-то очень захотелось, чтобы он ее услышал.
– Конечно, бросили, – произнес он. – Либо твой отец, либо твоя мать. Ведь ты сейчас здесь, с кожей цвета меда и глазами, как финики, – однако прислуживаешь христианину, не признаешь близких и отказываешься возвращаться домой с нами, когда мы тебя зовем.
– Я нахожусь рядом со своими близкими, – упрямо заявила она.
– Нет, сестрица. Они для нас – чужаки.
Оба ненадолго замолчали.
– Ты хорошо обучена, – нарушил паузу Раду. – У тебя – масса умений: ты двигаешься, как боец, а пишешь, как ученый.
Она ничего не ответила.
– Ты работаешь на людей, которые считают, что ты попадешь в ад, – добавил Раду.
Ишрак вручила ему шкатулку и сошла с палубы на мол.
– Когда настанет день и ты увидишь человека, похожего на меня, тебе надо будет повернуться к нему спиной и бежать ко мне, – повторил Раду свое предостережение. – Иначе ты увидишь страшные вещи, совершишь чудовищные поступки, заглянешь в бездну. Тебе начнет казаться, что ты находишься в преисподней, о которой твердят христиане.
Ишрак нахлобучила шляпу на лоб и подняла воротник, словно прячась от