Окрестности города были разорены, осквернены грязью, пытками, трупами и мусором. Поля, сады, посадки вытоптаны и сожжены, колодцы и родники осквернены разложившимися трупами, темными жертвоприношениями. Строения сожжены, разрушены настолько, насколько можно было разрушить каменные стены и ограды – на скорую руку. И всюду знаки тьмы.
Но самих Змей не было. Они оставили после себя только оскверненную землю. Бежали от кипящих праведным гневом людей.
У разрушенной башни, у засыпанного камнями проема валов отряд Белого встретил отряд защитников города. Одежда их и их броня несли следы схваток и пожарищ, лица были измождены, но взгляды и руки, удерживающие оружие, тверды.
– Кто вы, пришедшие под знаменем моего Хозяина? – хрипло крикнул всадник во главе отряда защитников Боброва. Он был полностью закован в кольчугу, на груди усиленную стальными пластинами, лицо его закрывал полный шлем. Рука его лежала на длинном мече.
Белый, удивленный, обернулся. Ронг держал стяг с красным полотнищем, трепещущим на ветру Пустоши. На красном фоне довольно искусно был вышит белый лебедь. Не нанесен краской, а вышит. Белый не смог не усмехнуться – и это Инквизитор предусмотрел!
– А кто ты, посмевший преградить мне путь? – крикнул в ответ командир.
Воин снял шлем, показывая вытянутое лицо, со свежим шрамом от стрелы на скуле.
– Ты? – удивился Белый.
– Я? – тоже удивился воин.
Повинуясь мысленному пожеланию Белохвоста, лицевая часть его шлема стала прозрачной.
– ВЫ? – воин всплеснул руками, конь под ним всхрапнул.
Воин повернулся к своим людям и закричал:
– Возрадуйтесь! Князь прибыл! Белой Хвост, наследник!
И слетел с коня, да сразу – на одно колено. За ним – перезрелыми яблоками с трясущейся ветки – посыпались бобровцы.
– Встань, Каш! Как ты оказался тут? Ты же – Бессмертный!
– Уже нет, князь, – покачал головой Каш. – Как не стало тебя, так нас всех, тобой поднятых, – взашей. Вернулся в Лебедянь. А кому я там нужен? Наемником идти противно. Вот, вернулся домой. Стал старшим мечом властителя.
– И где властитель? – спросил Ястреб.
Каш скосил на него глаза. Годы службы при дворе императора научили Каша правилу поведения. Он считал, что никто не имеет права влезать в его разговор с САМИМ князем!
– Это мой брат, Агроном, – махнул рукой Белый, усмехнувшись, – из Агропрома. Первый после меня.
Каш склонил голову в почтении, но глаза – хитрые. Уж он-то знал, что у Лебедя был только один сын. Возлюбленная императора умерла скоропостижно. А Лебедь, как и у лебедей принято, так и не смог больше полюбить. А брать наложниц он не стал. За что его некоторые – уважали, другие – посмеивались. Особенно, когда узнали, что единственный наследник нелепо погиб в обычной атаке, от рук каких-то мужиков.
– А властитель – там. Пройдемте, покажу… – Каш уступил дорогу, делая приглашающий жест.
Бобровцы повскакивали. Схватили своих коней, повели их во внутренний круг Боброва. Но недоуменно оборачивались. Их затруднение озвучил сам Каш:
– Князь, сколько полков прибыло с тобой? И почему в твоем передовом отряде столько женщин и детей?
– Нисколько, Каш. Нет у меня полков. Это все, что есть. Этих людей мы освободили из полона Змей проклятых.
Лица бобровцев вытянулись. И радость избавления в их глазах сменилась отчаянием разочарования.
– Вот он, властитель округи Перехода, – с поклоном указал Каш на столб с надетым на него телом. Голым, оскопленным, кожа с ног была снята, как чулки, моталась на стопах, живот вскрыт, кишками его была задушена голая девушка – дочь властителя. Но рана напротив сердца властителя и торчащие из волос осколки черепа говорили, что взять его живым Змеи не смогли.
Белый спустился с коня, преклонил колено перед останками властителя. Надо было что-то сказать, но спазм железной хваткой перекрыл горло.
* * *– Вот такие пироги с котятами, Каш, друг мой! – закончил свой рассказ Белый.
Они сидели в Городском зале. Бобров был маленький город. Но сам Бобер был очень необычным человеком. Он не построил себе замка. Он построил весь город как замок. И жил в пристройке к Залу города, как обычный писарь Городского Совета. За это народ Боброва его уважал так, что его лик был гербом города, что вообще-то не приветствуется Церковью. Но клирики Боброва сумели убедить настоятеля княжества Лебедя на подобное послабление устоев веры, признав Бобра подвижником. И мощи Бобра были захоронены подле алтаря храма Боброва.
За столом сидели близкие Белого и близкие Каша.
– Каш, ты так и не выбрал себе Достойное имя и герб? – спросил Белый.
Каш лишь махнул рукой:
– Все мое скудоумие. Ничего путного в голову не приходило. А то, что приходило, зарубали писари Палаты Достойных – все уже было под этим светилом. А потом не до этого стало. А теперь тем более. Я же тут оказался старшим. Вдруг. Ваше, князь, научение, помогло нам, малым числом отстоять город, хотя более сильные твердыни пали. Их тут было в разное время от трех до двенадцати сотен. Все они умно делали. Даже осадные машины успели построить. Пожгли, твари, порушили город! Людей камнями побили. Заразные трупы в город бросали. Дух сломить нам пытались, вон, у нас на глазах – с властителем… А если их сотни сотен?! Сотни полков?! У меня в голове не укладывается!
Каш вскочил, заметался по залу. Он так и не притронулся к блюдам, что выставили на стол Марк и Ронг. Видя это, и его люди не притронулись к еде, хотя глаза их голодно блестели.
– Успокойся, Каш. Присядь. Вина выпей. Поешь. С голодухи дела не делаются, – сказал Белый.
– На сытый желудок, в отупевшую от жира голову мысли не идут, – опять отмахнулся Каш, но увидев обращенные на него взгляды бобровцев, сел, отпил вина, преломил хлеб. И его люди накинулись на еду, как голодные псы.
– Еще недельку, и мы тоже стали бы, как Змеи, есть своих жен, – простонал Каш.
– Жен? Ты женился? – спросил Белый.
Но Каш посмотрел на него удивленно. Он не понимал, какое это имеет значение?
– Все будет так, как должно быть, – сказал Белый, кладя руку на обтянутое кольчугой плечо Каша. – Потому не отчаивайся. Отчаяние – вообще грех, губящий душу.
– А как не отчаиваться?
– А вот так! – взревел Белый, обрушив латный кулак на столешницу, от чего вся посуда подпрыгнула.
Все бобровцы склонили головы.
– Мы еще живы, Каш! – Белый смотрел в глаза Каша, сжимая его плечо. – А значит, у тьмы не получилось! А отчаявшись – ты уже сдался тьме, пустил ее в сердце свое! Ты видел моих людей? Нас было меньше двух сотен.
