– Вероятно, это объясняет присутствие сборища дебилов в здании Блэкмур. Видимо, они тоже искали шкатулку.
– То есть, если кто-то откроет шкатулку, мир погибнет? – спросила Жизель.
– Да.
– А зачем нам тогда помогать тебе ее достать? – спросил Куп. – Ведь ты же наверняка первым принес ее на землю, чтобы нас уничтожить.
– Да.
– А что случилось? Почему Земля цела? – спросила Жизель.
– Я потерял шкатулку. – Кассиил смотрел в пол.
– Повезло нам.
Кассиил поднял взгляд.
– А мне не повезло. Меня изгнали на Землю на много тысяч лет, и я не могу вернуться на небеса, пока не найду шкатулку и не уничтожу человечество.
Куп кивнул и наконец сказал:
– Ладно. Тогда давайте забьем на это.
– Что?
– Забудь. Спасибо за уничтожение Эдди, и все такое, но я повторю тебе то же самое, что и ему: иди в задницу.
Кассиил задумался.
– Я предлагаю тебе сделку. Если ты поможешь мне найти шкатулку, я не стану ее использовать. По крайней мере, прямо сейчас. Я подожду еще, скажем, лет сто. Я уверен, что смогу договориться на небесах. За сто лет человечество сможет исправиться, и Земля будет спасена.
– Знаешь, это, может быть, странно звучит… Я ненавижу почти всех людей на Земле, но почему-то не хочу, чтобы этот мир погиб. Даже через сто лет.
– Двести?
– Все равно не поможет.
– Почему?
– У меня нет шкатулки, – пояснил Куп, – она у Департамента, и мне ее никак не вернуть.
– Должен быть способ. Ты отличный вор. – Кассиил повернулся к Жизель: – Ты тоже, правда ведь? Наверняка вы вдвоем что-нибудь придумаете.
– Куп прав, – не согласилась Жизель, – даже если бы мы знали, где шкатулка, отбить ее у Департамента невозможно.
– Ты слышал, что дама говорит, – сказал Куп, – кстати, там она в безопасности. Они считают ее бомбой. Никто ее никогда не откроет.
– А если откроют? – спросил Кассиил.
Жизель положила руку на плечо Купа.
– Ну вообще-то они могли бы. Им страшно интересно, что внутри, и если они сочтут, что смогут обезвредить бомбу…
– Погоди-ка, – сказал Куп, – ты утверждаешь, что ты ангел. Что ты провел на Земле четыре тысячи лет. Ты взорвал человека и уничтожил потом то, что от него осталось. Почему ты тогда просто не перенесешься в Департамент и не заберешь оттуда шкатулку?
– Потому что я ангел, – ответил Кассиил, – я не могу красть.
– А почему ты пришел ко мне? – спросил Куп. – В Лос-Анджелесе миллион воров.
Кассиил встал и снова сказал голосом, от которого сотряслись стены:
– Потому что ты Избранный. Спаситель человечества.
– Правда, что ли? – спросил Куп.
Кассиил сел.
– Нет. Я пошутил. Прости. Я очень редко разговариваю с людьми.
– Никогда бы не подумал.
– Ты просто человек, но не первый встречный. Ты тот, кто на вечеринке толкнул другого, который толкнул третьего, который толкнул четвертого, который пролил выпивку на хозяина. Понимаешь? Ты часть цепной реакции, которая длится тысячи лет. К тому же ты единственный вор, которого я знаю. И ты кажешься довольно честным.
– «Довольно», – подчеркнула Жизель.
– Мой камень все еще у тебя, – сказал Куп.
Она не обратила на него внимания.
– Это все не имеет значения. Департамент, скорее всего, уже сдал шкатулку в архив. С ней покончено. Она в хранилище.
Кассиил рухнул на кресло-мешок.
– После стольких лет, – сказал он.
– Прости. Мы можем еще чем-нибудь помочь?
Ангел огляделся.
– Обычно я сплю в парке, но сегодня не очень хочу туда возвращаться. Если я оставлю вам золото, можно мне поспать на диване?
– Думаю, да. Ты же спас нас от Эдди, – сказал Куп, – да, оставайся. Но золото оставь себе. Диван неудобный.
– Видишь? Честный вор, – сказал Кассиил.
В дверь постучали. Куп тихо подошел к ней и заглянул в глазок. Скорчил гримасу и распахнул дверь. Там стоял мальчик с коробкой пиццы.
– Привет. С вас двадцать два пятьдесят, – сказал он.
Куп вытащил из кармана две двадцатки и сунул мальчику.
– Сдачу оставь себе.
Кассиил оперся локтями о колени.
Куп жестом подозвал Жизель к себе.
– Как думаешь, он правда ангел? – спросила она.
– Не знаю, – ответил Куп, – но я уже ничему не удивлюсь.
– И я, – Жизель приоткрыла коробку с пиццей и понюхала, – вкусно пахнет.
– Ага. Вкусно.
Она придвинулась чуть ближе к Купу и тихо заговорила:
– Знаешь, а ты повел себя даже галантно. Встал между мной и Эдди.
– Я просто не хотел, чтобы он тебя увидел и решил, что я встречаюсь с копом.
– Встречаешься? – спросила Жизель. – Мы что, теперь встречаемся?
– Ты прекрасно понимаешь, о чем я.
Она посмотрела на Кассиила, который молча страдал.
– Последний раз спрашиваю, ты меня выгоняешь? Хочу напомнить, что существует нечто, способное уничтожить мир.
– Если мы ему верим.
– И даже если никто не откроет шкатулку, они могут ее уронить или просветить рентгеном и запустить.
Куп кивнул и посмотрел на нее, держа перед собой коробку с пиццей.
– Да, не очень выйдет.
– А если б ты меня выгнал, было бы еще хуже.
– Зато если бы я это сделал, ты бы быстро забыла о всякой моей галантности.
– Можешь быть уверен. Исчезла бы вот так, – она щелкнула пальцами.
– Тяжелый выбор, – заявил Куп, – если я позволю тебе остаться, мне же придется делиться с тобой пиццей.
Жизель ущипнула его за руку.
– Ой.
– Мир может погибнуть сегодня. Буквально. Ты правда отправишь меня домой одну?
Куп посмотрел на пиццу. На Кассиила. На Жизель.
– Ты согласишься досмотреть «Запретную планету» и съесть пиццу в моей комнате?
– Ты же знаешь, что роботы меня заводят, – улыбнулась она.
Куп посмотрел на ангела:
– Эй, Кассиил. В шкафу в коридоре есть одеяла. Не стесняйся не стучать в мою дверь. Если придет Морти, не взрывай его. И не говори, что ты ангел. Скажи, что мы в тюрьме познакомились.
– Я не могу лгать, – отозвался Кассиил.
– Тогда скажи, что ты ангел и что мы все объясним утром, – предложила Жизель.
– Спасибо.
– Спокойной ночи, – сказала она. Она хотела сказать что-то еще, но Куп уже утащил ее в комнату. Она закрыла дверь и заперла ее за собой.
Тридцать два
На следующее утро Жизель нашла Купа стоящим на коленях перед унитазом.
На нем были пижамные штаны, а на ней – его единственная чистая рубашка.
– Ты жив? – спросила она. – Это пицца?
Куп отмахнулся, не вставая.
– Не парься. Это мой обычный ритуал для тех случаев, когда меня пытаются пристрелить, а потом у меня на лице оказывается паук.
– Я могу тебе помочь?
– Да. Если кто-то спросит, скажи, что я очень храбро себя вел.
– Хорошо. Хочешь, сварю кофе?
– Да, пожалуйста.
Жизель махнула Кассиилу, который сидел на диване:
– Доброе утро. Кофе будешь?
– Спасибо, но я ничего не ем. Впрочем, мне нравится запах.
– Тогда тебе чашку черного пара.
Куп проторчал в ванной еще несколько минут. Он умывался, чистил зубы, полоскал горло и повторял все сначала. Давным-давно, когда он был еще подростком и только учился пить, он решил, что утренняя рвота – хуже всего на свете, потому что тело и то, что внутри его, борются друг с другом за право первым совершить суицид. Этим утром выиграли внутренности, но к тому моменту,
