Раскрасневшийся от радостного волнения сэр Веронал прибыл в Лост Акр и сразу же оказался в подземном переходе с каменно-грунтовыми стенами. Полки с бутылками и книгами придавали атмосфере какой-то странный домашний уют.
— Удивительно, — сказал себе сэр Веронал, обнаружив книги со штампами Ротервирдской школы и библиотеки по столь разнообразным темам, как горное дело, мозаика и кулинария, а также, что показалось ему еще более неожиданным, прейскурант из магазина художественных товаров с Рыночной площади под названием «Ализарин и Флейк».
Выплыла наружу и давняя боль, острый след безответной любви. В свое время он унизился до того, чтобы предложить свою руку крестьянской девчонке, или, по крайней мере, ее таланту, но был жестоко отвергнут. Сэр Веронал заставил ее заплатить, но этого было недостаточно. Сликстоун хмыкнул при виде мозаики на стене с точно переданными чертами лица молодого человека — ее брата. Если бы они только знали, что этот парень был не просто человеком — он был чем-то намного большим.
Чувствительные к запахам волоски на ногах паучихи ощутили присутствие Сликстоуна, как только тот вошел. Почуяла она и камни и тут же припомнила его руки, исторгавшие молнии.
«Сбежать? Поговорить? Спрятаться?» Столкнувшись с таким разнообразием вариантов, паучиха замерла в том месте, где чувствовала себя комфортнее всего, — в собственной кухне. Сликстоун и не представлял, какой ущерб он нанес сознанию Морвал Сир. Он ожидал столкнуться с ее ненавистью и надеялся на схватку. Было бы забавно ударить в это существо током.
Он вошел в кухню. Слабые отзвуки красоты еще жили в ее глазах, но шарообразное тело и торчавшие во все стороны лапы остались такими же чудовищными, как он помнил. Он улыбнулся, завидев, какой порядок царит на кухне и чем питается паучиха — кровью и плотью. Вот вам и Морвал Сир, защитница природы!
Все восемь паучьих глаз разом моргнули. Часть ее существа была незнакома с пришельцем, зато вторая знала его прекрасно; на мгновение паук уступил место Морвал Сир. Сликстоун постарел, но по глазам, линии подбородка, цвету кожи и надменно поднятым бровям она сразу узнала своего мучителя. Морвал подумала о том, что его жестокость, ум и властность тоже никуда не делись.
Сликстоун указал на бутылки и стеклянные банки:
— Тонкая работа.
— Пошел вон, — зашипела паучиха.
— Моя дорогая Морвал, неужели даже после столь долгого ожидания…
Где-то в глубине своей искаженной сути Морвал Сир вновь ощутила гордость оттого, что отвергла его.
— Пошел вон! — Чудовище съежилось и стало казаться почти жалким.
А затем по потолку прошла легкая рябь, точно дым, осыпая комнату землей.
Кастрюли и сковородки задрожали, как медный духовой оркестр.
— Это еще что такое?
— Волнение — более глубокое и древнее, чем ты можешь себе представить, Веронал Сликстоун.
— Лучше бы тебе объясниться. — Угроза витала в воздухе.
Все восемь глаз паучихи отражали разные эмоции, каждая из которых передавала оттенки ее настроения. Ее голос звучал более уязвимо; животное шипение смягчалось человеческими интонациями. Казалось, что речь причиняла ей боль.
— Одно дело — техника, а другое — природа. Некоторые процессы нуждаются в понимании и первого, и второго, к примеру живопись. Но твои камни — техника в чистом виде. Они могут сколько угодно деформировать природу, но та все равно возьмет свое. На Лост Акр надвигается апокалипсис — и твои камни его не спасут.
У Сликстоуна лопнуло терпение:
— О чем ты бормочешь?
Он стянул перчатки. Слабая искра молнии заиграла на его пальцах.
— В каждом тысячелетии Лост Акру грозит вымирание. Его стабилизирующие силы нуждаются в обновлении. Нужно отдать дань уважения природе, а не использовать ее ради собственной выгоды.
Сознание чудовища было разделено на две почти не сообщающиеся друг с другом половины. В большинстве случаев тонкая чувствительность Морвал не могла преодолеть паучью жестокость. Пострадал даже дар речи. Однако маленькая частичка ее сознания сохранила целостность. Здесь она берегла воспоминания о деревне, о сэре Генри и своем брате, а также, точно пламя свечи, поддерживала собственную человечность. Между тем паук выискивал возможность избавиться от своего мерзкого человеческого двойника.
С огромными усилиями, благодаря тому, что паук ничего не знал о Сликстоуне, Морвал удалось завладеть ситуацией в начале разговора, но теперь вернулась власть паука. Голос Морвал потерял все свое достоинство, он стал хищным и шипящим.
— Послушай, Веронал Сликстоун, еще не все потеряно. У тебя есть клетка. Я хочу освободиться от женщины. Освободи меня — и я тебе помогу. Здесь полно опасностей. Тебе понадобится Ферокс.
Выходит, что Ферокс выжил! Человек-горностай обитал в Лост Акре за столетия до их появления; он стал хранителем и проводником Сликстоуна. В глубине души Ферокс всегда оставался с ним. Он охранял все камины Сликстоуна, все его флюгеры, стоял на капоте «роллс-ройса», украшал домашние тапочки и запонки, ручки кресел и многие другие места.
— Где он?
— Ферокс сам тебя найдет.
— Откуда ты знаешь?
— Всегда находил. Ферокс есть Ферокс.
— Прошло слишком много времени.
— Он учует притяжение камней. Ведь именно они сделали нас теми, кто мы есть.
Сликстоун помедлил.
— Сторожи дверь. Убей любого, кто придет. У нас с тобой общие интересы.
Паучиха моргнула. Когда он уходил, она задумалась, не напасть ли со спины, — но паук не знал, как правильно разместить камни. Ферокс обещал помочь. И хотя Фероксу никто не доверял, надежда — все же лучше, чем ничего. А потом оставался еще тот, другой посетитель с его обещаниями, и ему тоже еще предстояло вернуться. Она решила выжидать.
Поначалу сэр Веронал думал, что гнетущее его чувство было вызвано общей атмосферой кухни паучихи, но стоило ему открыть внешнюю дверь у высокого берега реки, как он понял, что имело в виду чудовище, когда говорило об апокалипсисе.
Темно-серое небо бороздили полосы света. Дом паучихи стоял у берега реки на самом краю леса. Паутина вокруг ее берлоги горела статическим электричеством, точно привидение. На лугу признаки беды тоже бросались в глаза. Трава сделалась странно вялой и пригнулась к земле под тяжестью семян. Да, надвигался необычный шторм.
Он пошел через холмистый луг. По траве побежали ярко-оранжевые блики, поднялся ветер, который все усиливался и постоянно менял направление. Сликстоун остановился, чтобы промокнуть лоб шелковым платком. Носясь по лугу в разные стороны, ветер создавал мерцание — от света к тьме и обратно. А потом Сликстоун заметил какое-то движение в траве: к нему приближалась темная полоса, тонкая и прямая. Он замер на месте и подождал.
Ферокс не вставал на задние лапы до тех пор, пока не добрался до сэра Веронала. Горностая было ни с кем не спутать — приплюснутое лицо, острая мордочка, красные глазки и болезненного вида кожа, покрытая клочками красно-коричневой шерсти. Но и человек в нем угадывался так же ясно: в вытянутом носе, мочках ушей, ногтях на пальцах, ресницах и членораздельной речи. Его лицо было
