Когда дверные петли завизжали во второй раз, в комнату вернулась только матушка Хо. Бросив недовольный взгляд на Луизу, она тихонько заворчала что-то неразборчивое и поспешила к столу с весами, плошками и множеством маленьких ящичков.
– На, пей! – Старуха протянула Луизе деревянную пиалу, в которой плескалась молочно-белая жидкость, пахнущая жженым сахаром.
– Что это? – спросила посетительница, принимая остро пахнущее снадобье из тонких рук старухи, узловатых, как корни дерева.
– Сок, сок цветов… пей! – туманно, со странным присвистывающим акцентом ответила знахарка.
С усилием Луиза проглотила приторный напиток, чье послевкусие связало язык и нёбо. Спустя минуту, пока матушка Хо чем-то позвякивала и шуршала в дальнем углу, Луиза почувствовала, как ткань реальности стала трещать по всем швам и распадаться на куски. Спасаясь от подступающей дурноты, она бессильно откинулась на спинку кушетки, но стало лишь хуже. Удушающий водоворот лилового тумана, набирая обороты, повлек девушку в свои недра, когда она различила далекий голос старухи:
– Ползи ниже, еще ниже…
Опираясь на локти, Луиза начала сползать с кушетки, пока лежать не остались лишь ее спина и голова. Последнее, что Лу удалось разглядеть в мерцающем и гаснущем мире, была длинная спица с крючком на конце, блеснувшая в руках ведьмы. Наконец лиловые потоки уволокли девушку в неведомые глубины, где более ничто ее не тревожило.
Когда течение, наигравшись, вынесло ее на берег, Луиза увидела над собой распростертые пегие крылья совы. Птица заклекотала, выпустила когти, вцепилась в плечи, подняла ее с жесткого ложа и понесла над ночным городом.
Снизу доносились пьяные голоса мужчин и кокетливое мурлыканье женщин, но говорили не люди, а трепещущие огоньки фонарей. Тяжело хлопая крыльями, сова поднималась все выше и выше – и принесла Луизу к сияющей «Богемии», где в беседке на крыше стоял круглый стол, за которым сидели, ожесточенно споря, несколько человек, в том числе Густав и Петрик. Заметив Луизу, Густав злорадно расхохотался, указывая на нее пальцем, а остальные разделили его веселье. Она стремглав бросилась вниз по лестнице, пока не очутилась в зале ресторана, где увидела пышную свадьбу. За окнами бушевал пожар, стекла в зале полопались, и ворвавшийся огонь обдал ее нестерпимым жаром.
Луиза открыла глаза. На ее лицо падал луч закатного солнца, согревая кожу и вызывая испарину. В комнате было тихо, не слышалось даже тиканья часов, если только они нашлись бы у матушки Хо. Взглянув на чучело совы, Луиза обнаружила его на прежнем месте. Лу попыталась подняться с кушетки, но ощутила, будто сотня ножей впилась в нее изнутри. Услышав сдавленный вскрик девушки, старуха выпорхнула из темного угла своей обители и мигом оказалась около нее.
– Где Густав? – первым делом спросила Луиза.
– Так ушел, сразу и ушел, – заквохтала знахарка. – Скажи спасибо, что хоть заплатил.
Луиза повалилась на спину, ожидая, что непослушные слезы затекут обратно.
– Так ты все еще не хочешь знать свое будущее? – некстати уточнила старуха, будто продолжая прерванный разговор.
– У меня его больше нет, – с дрожью в голосе выдавила Луиза.
***Потолок в комнате общежития был слишком высок, чтобы она могла дотянуться и привести его в порядок, поэтому за много лет на нем переплелось несколько поколений трещин, плесени и потеков грязной воды разных оттенков серого и желтого. Их узор был знаком Луизе до рези в глазах, так что ей быстро надоело его разглядывать. Она вновь прикрыла веки и отвернулась к стене, пытаясь скрыться от давящей тесноты своей комнаты.
Тянущая боль внизу живота все еще напоминала о себе, хотя Луиза стала добровольной затворницей не по этой причине. События прошедших месяцев вспыхивали перед ней яркими картинами, и ей никак не удавалось отогнать эти мучительные видения, избавиться от чувства вины и позора. Жизнь была где-то далеко, а здесь – только четыре стены в мелкий тусклый цветочек и спасительная тишина.
Дверная ручка несколько раз повернулась, но Луиза заперлась на ключ. Раздался неуверенный стук и взволнованный женский голос:
– Лиза… Лиза! Это я, Маришка.
Лу не была уверена, что ей хочется кого-то видеть, но подруга не унималась:
– Лиза-а! Ну я же беспокоюсь, ну открой! Ты хоть жива там? – Ручка снова заходила ходуном.
Луиза со вздохом поднялась, оставив надежду вновь уснуть, открыла дверь и вернулась к своей смятой постели.
Маришка сделала несколько робких шагов и всплеснула руками:
– Да у тебя же тут дышать нечем! Лето на дворе! – Она метнулась к плотно закрытому окну, раздвинула ситцевые занавески и с треском распахнула обе створки, впуская в убежище подруги суматошные летние запахи и звуки. – Так-то лучше, без свежего воздуха ты навряд ли поправишься. – Маришка отряхнула ладони о юбку и с любопытством стала разглядывать комнату, где была впервые: Луиза не очень любила принимать гостей. – Очень милая комнатка, – убежденно и жизнерадостно заверила Маришка подругу, окидывая взглядом уродливый громоздкий шкаф в углу, крохотный столик, за которым Лу когда-то рисовала свои иллюстрации, и хромоногое трюмо со скудным набором женских мелочей, в том числе парой шейных платочков, которые Луиза носила по праздникам, и единственной темно-синей шляпкой. – Лиз, я же яблочек тебе принесла! Зимние, конечно, но все равно очень вкусные. Из дома прислали…
Маришка положила сверток и живо развязала его, отчего яблоки раскатились по столешнице. Их вид и запах вновь пробудили в Луизе болезненные воспоминания о Густаве, о крахе их отношений, и она забралась обратно под тонкое лоскутное покрывало. Подруга присела рядом и принялась утешающе гладить ее по волосам.
– Ну что ты, что ты… Все это пройдет, не нужно так убиваться… а глядишь, оставила бы ребеночка, то он бы, может, и вернулся. Так тоже бывает…
– Какое право ты имела давать мне эти ложные надежды?.. Внушать мне эти… глупости о счастливой жизни? – тихо спросила Луиза, жгутом скручивая уголок подушки. – То, что у тебя любящий муж, не делает тебя всезнающей, у тебя даже детей еще нет!
Маришка отдернула руку, как от крапивы, и недоуменно посмотрела на раскрасневшуюся, со стиснутыми зубами и слезами в глазах подругу. Потом осторожно поднялась с кровати и направилась к двери.
– Я бы хотела детей от Павла, да вот только не выносила ни одного, – печально шепнула она напоследок, и дверь за ней закрылась.
На следующий день ее навестила Хелена. По ней было не понять, рассказала ли Маришка об их ссоре, но с присущей ей деликатностью Хелена не касалась состояния Луизы. Подруга наконец привела в порядок волосы, сделав озорную стрижку каре, – та, по принесенным самой
