– Сперва я думала, что смогу дотянуться, не замочив юбок, но мне не удалось, – Обычно отстраненное лицо молодой королевы выражало легкую досаду, пока она выпутывалась из одежды. – Теперь буду долго сохнуть. Подойди, присядем, солнце еще так нежно в эти дни.
– Зачем тебе понадобились эти лилии?
– Я нашла занятнейший альбом, «Азбука цветов», это гербарий твоей матери. Смотри, вот ее подпись – «Э. Виндхунд» и виньетка, а чуть ниже – «любезному Фердинанду». К каждому цветку приписано толкование, чтобы с помощью тайных знаков общаться с любимыми. И только лилии здесь нет, одно лишь романтическое описание – «означает бушующие чувства в душе дарящего».
Даже в годы, когда мать была в ясном рассудке, Луиза не могла припомнить хоть раз, чтобы та занималась цветами. Видимо, этот альбом она заполняла до рождения дочери.
– Оказывается, она была так пылко в него влюблена… в каком возрасте герцогиня вышла замуж за твоего отца?
– Думаю, ей было не больше семнадцати. – Луиза попыталась припомнить историю своей семьи, но ей было известно немногое. Даже этот самодельный альбом говорил больше, чем все визиты к матери.
– Вот как… Мне было девять, когда я узнала Антуана. Он казался таким взрослым и самостоятельным, хоть мать и сильно его опекала. – Агнесс раскрыла альбом на первой странице, на которой был распростерт желтый цветок с острыми клиновидными лепестками. – Это безвременник. Здесь сказано, что он символизирует жизненную силу и юность, но его корни – источник сильного снотворного и даже яда… Мы были помолвлены почти с моего рождения, и поначалу отец смотрел на наш будущий брак благосклонно. Но со временем стал замечать в Антуане некоторые… странности. Вот, взгляни, какой утонченный цветок лаванды. Даже спустя столько лет она хранит свой аромат.
Луиза склонились над гербарием и действительно почувствовала едва уловимый запах.
– Странно, что такое стойкое растение означает в букете сомнения… – задумчиво продолжала Агнесс. – Мы еще продолжали видеться, при дворе и в Виндхунде редким летом. Ты, может, и не помнишь… Он становился все более замкнутым, хоть я тянулась к нему всей душой… Гладиолус как бы говорит «дай мне шанс, мои чувства искренни»… – Она перелистывала страницы одну за другой. – В конце концов отец сообщил герцогу о расторжении помолвки, когда до свадьбы оставалось около года. Нарцисс помогает смириться, пережить несчастную любовь. Знать бы об этом тогда… а после все изменилось. – Она застыла, устремив невидящий взгляд на темно-изумрудные сосны, стеной ограждавшие сад.
– А что это за цветок? – спросила Луиза в попытке отвлечь ее от скорбных мыслей. – Он будто состоит из двух.
– Это аквилегия, орлиный цвет, – оживилась Агнесс, вновь обращаясь к альбому. – Его описание, пожалуй, самое сумбурное и противоречивое. Послушай: «В руках его держала Фрейя, но также он значит и измену; в старину называли его туфельками эльфов, а семена его вытравляли у женщин плод; из корня его варят любовный напиток, кладут его под матрас куртизанки; аквилегия растет у склепов и открывает двери в мир мертвых, к тому же умаляет скорбь». У твоей матери очень красивый почерк.
Луиза коснулась ломких разномастных лепестков. В центре был обыкновенный белый лютик, но острыми пиками его ограждали от мира еще пять лепестков.
Говорят, матери девочкам ближе всего. Агнесс своей матери не знала – как и сама Луиза.
***В пять часов пополудни, когда Эмилия Виндхунд обыкновенно пробуждалась от дневного сна, Луиза вновь оказалась в ее комнате. Несмотря на годы, проведенные порознь, и на то, что она смирилась со своим мнимым сиротством, какая-то часть в ней стремилась найти с матерью нечто общее. Близость, нежность, хотя бы узнавание… Хоть на миг.
Но герцогиня жила в своих снах, в тех временах, когда была молодой матерью лишь троих детей, трех очаровательных мальчиков. Первенец и любимец Антуан все еще был для нее шестилетним сорванцом, любящим бойкие игры и сказки о рыцарях, на которых мечтал быть похожим. Средний сын, Вендель, замер в возрасте лет четырех, а Клемент еще не начал ходить. Дочери для нее не существовало, а потому Эмилия принимала Луизу то за горничную, то за гувернантку, то за няню.
Поначалу дочь пыталась пробиться сквозь скорлупу матери, рассказать ей о себе, о тех немногих моментах, что сама могла вспомнить. Но герцогиня, услышав ее речи, лишь затихала на время, а через минуту снова осведомлялась, не капризничал ли Вендель за обедом. Спустя несколько недель Луиза оставила свои попытки и привыкла играть за день по нескольку второстепенных ролей в жизни больной одинокой женщины, которой стала ее мать. Оставалось лишь гадать, какая боль заставила ее постепенно уйти из этой жизни в страну воспоминаний.
Сегодня Луизе была уготована роль личной горничной и конфидентки – пожалуй, самая близкая к тому, чтобы называться приятной. В глазах герцогини они были ровесницами, а потому та охотно болтала, пока дочь расчесывала ее длинные темные волосы, пронизанные седыми нитями.
– Сегодня из столицы прибывает герцог! Я должна напомнить ему, кто прекраснейшая женщина Кантабрии. – Эмилия мечтательно поглядывала в окно, будто надеясь среди облаков разглядеть приближающийся экипаж супруга. – Ведь в Хёстенбурге столько знатных красавиц.
Фердинанд Спегельраф действительно был сейчас не в замке. Время от времени он исчезал, а потом внезапно возвращался. Луиза не могла взять в толк, зачем он отыскал ее спустя столько лет и привез в Виндхунд, ведь сказанные между ними с того дня слова можно было пересчитать по пальцам рук. Он занимал второй этаж восточного крыла, где находилась и библиотека. Луиза с детства опасалась отца, хладнокровного и равнодушного, а потому старалась не попадаться ему на глаза. Слуги же одинаково избегали и его, и остальных членов семьи Спегельраф, несмотря на попытки Луизы общаться на равных. Будто получили приказ, суровый и однозначный.
На самом деле за все дни, что она здесь провела, отец еще ни разу не навестил герцогиню. Но кто осмелится разрушить ее наивные фантазии?
– Вы их затмите, едва он вас увидит, – заверила ее Луиза, укладывая пряди в старомодную прическу со взбитыми локонами по бокам и закалывая их черепаховым гребнем на затылке.
– Благодарю, моя милая… но все же сегодня мне бы хотелось добавить к своему наряду что-нибудь необычное, изящное. Кокетливое, но ни в коем случае не вульгарное…
Луизе вспомнился гербарий.
– Может быть, украсить прическу живыми цветами? Они еще есть в саду. Пурпурный георгин прекрасно оттенит ваши волосы.
– О нет… нет-нет… цветы – они такие хрупкие и быстро вянут. Пустые создания, – внезапно прошипела она.
Лу отшатнулась: она впервые увидела на лице матери какой-то намек на злость. Спустя мгновение та вновь была безмятежна.
– Принесите мне ту бабочку из серебра и органзы, что в шкатулке. Да,
