Уже в дверях Луиза обернулась и увидела, как герцогиня беззвучно что-то шепчет, вздрагивая подбородком, сплетая и расплетая красноватые обкусанные пальцы.
***Осень скинула наконец свою любезную личину, и воцарился октябрь, мрачный предвестник схождения земли в царство холода. Не осталось ни цветов, ни зелени. Серый остов плюща сняли с беседки, зная, что он вырастет вновь, упорный и жизнелюбивый. Погода уже не располагала к прогулкам, и камин в большом зале пылал, не угасая ни на час.
Девушки сидели в полукруге его света: Луиза – на ковре, чтобы лучше видеть свою вышивку, а Агнесс зябко поджала ноги на софе, рассеянно листая книгу о птицах Олона.
– А были ли там птицы? – вдруг спросила Агнесс тишину, в которой мерно потрескивали искры.
– Там?.. В саду? – удивилась Луиза, оторвавшись от своего занятия.
– Нет, не в саду. На ярмарке Олона, помнишь? Я не смогла тогда поехать и отправила вас с Гуннивой. Ты видела там птиц?
– Возможно, да, но я уже не помню. Хотя висели клетки. – Девушка, точно извиняясь, улыбнулась. – Боюсь, мне нечего прибавить к тому рассказу.
– Жаль… – Агнесс, ежась, потянула на себя плед. – А завтра годовщина.
Не было нужды объяснять Луизе, что это была за дата, разделившая жизнь принцессы на «до» и «после». Бунт, пожар, убийство, бегство – почти все то же пережила и она, но никогда бы не решилась рассказать подруге, что видела, слышала, как убивали ее отца. Была в шаге от него, когда грудина треснула под натиском штыка, когда король испустил последний хрип. Это было бы слишком жестоко.
Агнесс, напротив, была расположена к воспоминаниям. Или, вернее сказать, созрела для того, чтобы с кем-нибудь их разделить. Она легла на бок, по-детски подсунув кулак под щеку, и уставилась на огонь.
– В ту ночь, в ту ужасную ночь я не спала, писала к Антуану. Едва отец сказал мне, что свадьбы не будет, я боялась, что связь с ним оборвется, и отсылала по два письма в неделю. Он отвечал одним на оба. Я втайне злилась на отца, кляла судьбу, будто это было самой страшной трагедией в жизни. Днем была весела. Знаешь, принцесс учат хорошо скрывать чувства – им не место при дворе. – Агнесс продолжала смотреть на пламя, не моргая. В полумраке ее грозовые глаза казались почти черными. – Сперва я услышала выстрелы. Потом почувствовала запах дыма. Подумала, что случайно запустили праздничный салют, и подошла к окну. А там… пожар. И крики. И люди, люди бегут… и падают. – Она умолкла и быстро вытерла две влажные полоски на щеках тыльной стороной ладони.
– Как тебе удалось спастись? – Луиза задала вопрос, давно ее терзавший.
– Меня спас судья Спегельраф. Я бросилась было искать отца, но тут из потайной двери за зеркалом вышел он в сопровождении двух вооруженных людей. Он велел мне следовать за ним. Я не хотела этого делать, ведь папа мог прийти за мной в любой момент. – Агнесс уткнулась лицом в расшитую цветным льном подушку, ее слова зазвучали придушенно и глухо. – Но герцог был непреклонен. Сколько мы блуждали по застенкам – я не помню… тогда мне казалось, что вечность. Через перегородки слышно было, как бунтовщики все вокруг громили, бранились и хохотали. Как жалобно визжали женщины… я потеряла собаку. – Она коротко всхлипнула.
Луиза подошла к ней и села рядом. Как утешают принцесс? Явно не так же, как швей. Но все же она протянула руку и осторожно положила ей на спину. Агнесс продолжила, не переставая плакать:
– Дворец сгорел дотла, отца убили… Об этом я узнала лишь с утра, когда меня тайно привезли в резиденцию судьи, где я провела следующие четыре года, не выходя на улицу. Нам с Антуаном говорили, что там опасно… Особенно когда от каналов поднимался туман. Как странно: тогда мне казалось, что слезы кончились… Кончатся ли они когда-нибудь?..
Голос Агнесс становился тише, пока не смолк вовсе. Она уснула, точно маленькая девочка, лишившись от плача всех сил. Луиза укрыла ее, встала и подошла к камину, над которым висел портрет ее родителей. Статный молодой герцог, образчик элегантности, с ним рядом – нежная, юная Эмилия, лет на десять младше мужа.
«Что за человек станет спасать королевну, бросив собственную дочь среди огня, убийств и солдатни? Мой отец…» – с горечью подумала Луиза, разглядывая благородное чело Фердинанда Спегельрафа.
***Сонная одурь на время слетела с замка, когда в начале ноября из столицы приехал редкий гость – младший сын, Клемент. Луизе не удалось застать момент его прибытия, но ей было любопытно взглянуть на брата.
Обыскав все этажи и коридоры, она заметила его в одной из галерей в компании отца и еще одного человека. Луиза остановилась, не желая приближаться и привлекать к себе внимания.
Клемент был всего на два года старше, но чернильно-фиолетовая форма делала его солиднее, чем он выглядел бы в повседневной одежде. В то время как Антуан был карикатурой на отца, этот Спегельраф был темноволос, как мать и Вендель. Только Луиза выбивалась из общих наследственных черт своей луковичной рыжиной, заметной лишь на солнце.
До нее долетали краткие обрывки их беседы: любопытство пересилило страх, и она осталась на своем месте. Но единственное, что Луизе удалось услышать, так это что брат приехал лишь на сутки, а после ему нужно возвращаться на службу. И что третьего человека зовут Юстас Андерсен. Приглядевшись, она узнала молчаливого помощника отца, который был с ним тогда в общежитии. Через несколько минут Клемент покинул их, сказав, что навестит матушку. Все же он был привязан к матери больше, чем Луиза. И знал ее дольше.
Как только он скрылся из виду, граф и Юстас продолжили свой разговор, не догадываясь, что кто-то их слышит.
– Его послушать, так этого деревенского болвана скоро будут носить на руках, – проскрежетал судья, будто каждый звук царапал ему глотку и заставлял брезгливо кривиться.
– Еще неизвестно, чем обернутся эти его новшества и сделки, – заметил Юстас.
– Но пока они приносят баснословные прибыли. В любом случае нужно сменить тактику. Что тебе удалось выяснить о Луизе? – все так же раздраженно расспрашивал судья.
Девушка замерла: говорили о ней. Дежавю кольнуло висок, но она была слишком напряжена, чтобы вспоминать, какой момент был схож с этим. К ее ужасу, Юстасу было что на это ответить.
– Вы были правы, она работала на Комитет. В отделе Йохансона, разрабатывала пропагандистские материалы. И даже имела там определенный вес: не без участия вашей дочери из Комитета был исключен Фабиан Дюпон, один из верхушки.
– Верхушка у вас понятие относительное, – отрезал герцог и замолчал.
Не говоря ни слова, они простояли несколько минут. Юстас, казалось,
