– Чайка сказала?..
– Если она и знает что-то, то сохранила тайну. Ты оглядываешься, как тот, на кого охотятся. Но теперь реже.
Некоторое время они молчали, но Луиза чувствовала, что не сказала самого главного, что угнетало ее в последнее время.
– Я должна была уйти. Сразу, как только могла. Но я осталась. Когда ты затеял свой… «спектакль», я опять осталась. И согласилась. Поначалу я думала, что это из жалости к обманутым людям, из желания помочь, но ведь это не так! Вы прекрасно справитесь и без меня, но я по-прежнему с вами. Балласт, прилипший как репей.
– Образ яркий, но неподходящий. – Он искоса смотрел на нее, улыбаясь уголком широкого рта. – Лучше ответь на вопрос: почему ты осталась в первый раз?
Луизе вспомнилось зимнее утро на крыше театра и облачка дыма от сигареты Чайки.
– Мне некуда было пойти.
– Человеку всегда есть куда пойти. Смотри. – Он протянул к горизонту руку и повел пальцами, будто гладя ветер. – Вокруг бесконечное количество путей или, если тебе угодно, течений. Выбирай любое, и никто не удержит. Но ты все еще здесь. Хочешь, скажу почему?
– Скажи.
– Тебе нравится такая жизнь. Возможно, ты никогда раньше не поступала как хочется. Но сейчас в тебе проснулся дух авантюризма. Он был всегда, поверь, и будет только расти. Луковка, тебе предстоит узнать о себе еще очень многое. И один из ключей ты найдешь в «Эрмелине», через неделю.
– Ты думаешь, я не провалюсь?
– Увидим. – Он беззаботно пожал плечами. – В любом случае Чайка теперь может изобразить баронессу из лавандовых галльских провинций. Твоими усилиями… Закрой глаза.
– Это еще зачем? – Луиза недоверчиво нахмурилась. Пэр однажды попросил ее закрыть глаза, сунул в руки дохлую крысу и с гоготом убежал. Не то чтобы Олле был способен на такое, но…
– Люди становятся счастливее, когда солнце греет им лица. – В широкой улыбке вновь блеснул серебряный зуб.
Луиза послушалась его совета и повернулась к лучам, от которых раньше прятала взгляд. Золотисто-медовый нежный свет окружил девушку, расслабил мускулы и наполнил теплом. Может, она и не самая важная фигура в игре, может, ее роль вовсе не главная в пьесе, но ей хотелось увидеть развязку собственными глазами и выйти на поклон. Неужели она действительно не знакома с собой?
– Ты сильнее, чем отваживаешься думать. И когда ты сможешь полюбить меня в ответ, я буду рядом, – прошептал глубокий голос у самого уха, и мягкие губы едва ощутимо коснулись ее виска.
***Чайка приподнялась на цыпочки и покрутилась, по-птичьи выгнув шею, чтобы увидеть свой наряд со спины. Разумеется, ей это не удалось, но она все равно была довольна.
– Ну как?.. Прямо баронесса! – взвизгнула она и, громко стуча каблуками, подбежала к Этель и повисла у той на шее. – У-у, мастерица ты наша!
Самая большая женщина в мире добродушно прищурилась, склонив голову набок. Ей было приятно видеть, как перешитые театральные костюмы, тихо исчезавшие под натиском сырости и моли, ожили под ее ловкой иглой. Крохотная верещащая Чайка почти терялась на фоне ее необъятной сиреневой блузы, а сама Этель старалась не помять новое Чайкино платье.
Чайка отскочила и вновь принялась кружиться. Луизе подумалось, что до этого дня ее подруге не доводилось надевать ничего подобного: пышная красная юбка из бархата и такого же цвета плотный лиф сидели точно по женственной фигуре, а белые батистовые рукава и манишка подчеркивали глубокий винный оттенок платья. Густые темные волосы, которым позавидовали бы и благородные дамы, Луиза помогла убрать наверх, в пышное «гнездо», и заколола шпильками с фальшивым, но заманчиво блестящим жемчугом.
– Один момент! – заверила Чайка и унеслась куда-то, грохоча туфельками.
– Ты тоже выглядишь очень мило. И цвет тебе к лицу, – мягко сказала Этель.
– Как есть, фрау Этель! Как есть. – Вольфганг не упустил возможности полюбоваться на принаряженных девушек. – Луковка чисто принцесса. Кем ты там собралась назваться? За зеленым столом молчать не следует, а уж двух фрекен расспрашивать будут.
– Но ведь они идут не вместе, – взволнованно заметила Кларисса, по привычке заламывая тонкие руки. – Им даже нельзя показывать, что они знакомы, или всему конец! О, я не могу выносить такого накала!.. Какой риск! Луковка, ты приготовила свою роль?
– Олле сказал, что нужно что-то скромное, не бросающееся в глаза. Поэтому я учительница из женской гимназии, что в Орене.
– В разэтаком платье ты такая же гувернерша, как я счетовод в банке, – хмыкнул Вольфганг. – Не пойдет!
Луиза вновь прикоснулась к струящейся юбке из серебристой ткани с бледно-розовыми цветами. Этель могла бы использовать ее для платья Чайки, но яркой брюнетке не шли эти цвета. Из узкого, усеянного грязно-зелеными пятнами отколовшейся амальгамы зеркала на Луизу внимательно и, пожалуй, даже слишком строго взирала чужая девушка – старше, чем она себя помнила. Но наряд и вправду был слишком богатым для простой учительницы.
– А за кого бы ты меня принял? – спросила Луиза, не в силах оторваться от отраженных переливов цветов и побегов на подоле, от кипенно-белой блузы с округлым воротничком, подвязанным узкой черной лентой.
– К примеру, за молоденькую вдовушку какого-нибудь коммерсанта, которая устала от траура. Ты бы хоть улыбнулась, – прокряхтел Вольфганг и подмигнул Клариссе. – Пришла, скажем, в игорный дом развеяться, а заодно и нового муженька подыскать.
– Старый бесстыдник, – оскорбленно прошипела Кларисса. – Много ты знаешь о молоденьких вдовах! Но легкий флирт не повредит делу, – закончила она.
– Каково, а? – Чайка вернулась: теперь воздушные волны манишки украшала овальная камея из агата и кости с изображением александрийского воина в шлеме. – От маменьки осталась, одна-единственная побрякушка.
– Дивно-дивно, – закивали присутствующие.
– Только что делать с этим вот? – Картежница почти коснулась носом зеркала, тыча пальцем в рубец от ожога, который паутиной раскинулся на виске и достигал скулы. Обычно его скрывали челка и латунный козырек кепки. – У благородных дам шрамов не бывает!
Луиза хотела было возразить, но ее опередили:
– Бывают, любезная фрекен, и весьма уродливые. Одни прячут их под пудрой, а другие – в душе. – В проходе появился Фабиан в грязной рабочей рубахе, а за ним толпились Павел, Олле и Пэр. – Позвольте заметить, сегодня вы чудо как хороши.
Чайка задержала дыхание, чтобы унять волнение и румянец, выступивший на щеках.
– И все же я не могу так, – тихо возразила она.
– На твое счастье – примерь-ка – на твое счастье, этикет позволяет дамам являться в игорных домах в масках. – Олле преувеличенно торжественно вручил ей белую полумаску с крыльями птицы, украшенную перышками и вышитую по краям черным стеклярусом. – Чем меньше людей запомнят тебя в лицо, тем лучше. И про тебя, Луковка, я не забыл.
Маска Луизы напоминала лисью мордочку в завитушках из золотистой проволоки.
– Ну хорошо. А что у тебя с костюмом? – В голосе Чайки явно слышалось облегчение.
– Увидишь. Пусть это будет сюрпризом. Сейчас нам
