Белянка заставила себя умолкнуть. Действительно, ни к чему. Нужно взять себя в руки? Нужно. А зачем? Какая разница? Что страшного уйти по реке на запад? Ничего. Все равно рано или поздно все уйдут.
Стыдно смотреть в глаза одурманенному Стрелку не в силах помочь? Страшно натолкнуться на боль пополам с сочувствием во взгляде Ловкого? Руки сжимаются в кулаки при виде холеной Ласки? Сердце стынет от незнакомой речи человека из тумана? Пусть тетушка Мухомор и Горлица разбираются с ним.
– Отдохни… – едва слышным прикосновением прошелестели мысли Ивы. – И тогда ты поймешь, что если спрашиваешь себя, почему должна что-то делать, то ты уже можешь сделать это, не перекладывай на других. Если тебя беспокоит чье-то мнение – исправь и изменись. Ты можешь все, что сочтешь нужным. Не прячься за страхами и отговорками.
Белянка закрыла глаза. Не хотелось спорить. Даже плакать не хотелось. Она подтянула колени к груди и положила под щеку ладонь. Широкие круги мыслей стягивались в одну-единственную точку. И этой точкой была Белянка.
Вода журчала глухо, будто сквозь влажную ткань. Белесое небо, хмурый лес поблекли, исчезли, отступили. Вокруг дрожала размытая дымка…
Пылало солнце и растворялось в реке. Деревья пили воду и говорили человеческими голосами. Люди превращались в резкие порывы ветра. А вокруг бушевал цветастый бешеный вихрь. Одинокие яркие осколки закручивались в спирали, рассыпались и сцеплялись в единое целое. Огромная спираль мироздания уходила далеко ввысь, глубоко вниз, расширялась, разрывая горизонты.
Вдруг кружение прервалось.
Бескрайняя пустошь растянулась от неба до неба. Сухие ветры плыли по волнам выжженных золотистых трав. Прямо перед Белянкой на земле сидел уродливый карлик. Даже не человек – звереныш. Морда менялась на глазах, показывая все более и более отвратительные маски. Острые зубы, оскал, готовое к прыжку тело. Тварь источала опасность, липкую и леденящую.
Белянка попыталась вдохнуть, дернуться, убежать, облизать пересохшие губы – тщетно. Сердце забилось в отчаянной попытке спастись.
И отчего-то замерло.
Грудную клетку заполнил разрастающийся сгусток тепла. Белянка робко протянула руку и прикоснулась к скользкой морде. Черты дрогнули, расплавились, поплыли. И чудовище превратилось в Стела, утреннего знакомого. Он смотрел на нее огромными грустными глазами, на дне которых светилось солнце. Степные ветры замерли, потемнели и стали могучими деревьями. И чужак оказался всего лишь – навсего человеком. Таким же живым, теплым и настоящим, как и она сама.
Глава 24
Девчонка смотрела в спину. Стел спешил скрыться в тумане и больше не чувствовать ее взгляда. Что на самом деле может он обещать? Если ее сородичи смирятся и позволят построить храм, если Рокот и Слассен учтут свои ошибки, а Стел будет следить за каждым их шагом, то все еще обойдется?
Свалка наивных «если», а не план. Но другого пути нет. Повторения резни в Нижней Туре Стел не допустит даже ценой собственной жизни. Девчонка будет жить во что бы то ни стало.
Под сапогами мерно шелестела листва, пахло сыростью. Раствориться бы в меловой воде, разлитой в оврагах, прорасти молодым побегом и забыть обо всем. Чтобы никто не верил его обману, не умирал по его вине. Не умирал. Вонь горящего на свежих могилах факельного масла впиталась в кожу и останется там навсегда.
Сказка о Лесе и светлых храмах не сбылась.
«Сарим, прости.
За то, что я сказал, и за то, о чем промолчал.
За то, что я сделал, и за то, что мог бы сделать, но не стал».
Ветер взвился к небу и обрушился на деревья, зазвенел березовыми сережками, будто рассыпал пригоршню сухих горошин. Сквозь туман пробивалось солнце, золотило клейкие по весне листочки, и они трепетали, норовя сорваться с веток и улететь. Стел тоже хотел бы все бросить и улететь – и тоже не мог. Прохладный воздух будоражил кровь, пах горькой травой, свежестью и… гарью. И что-то неслышное бормотали кроны, скрипели ветви, кряхтели подземные корни. Неслышное, ритмичное, нарастающее.
Рыжая белка спрыгнула Стелу на шею – он дернулся, замахал руками, но зверек удержался, перебежал по предплечью на локоть и уставился черными угольками глаз. Шелковистая после линьки шерстка горела на солнце, кисточки на ушах подергивались в такт коротким движениям точеного носика.
– Везет мне сегодня на белок, – пробормотал Стел и нашарил в сумке сушеных яблочных долек.
Рыжая обнюхала угощение, даже протянула лапки, так похожие на крохотные человеческие руки, но потом резко заверещала и запрыгнула на березу. Продолжая визжать все в том же воинственном ритме, в котором дрожала этим утром каждая былинка, белка прыгала с ветки на ветку рыжим огоньком. Следом за ней щетинились листья, ревели ручьи, вскрикивали птицы. Стелу и самому захотелось оскалиться, броситься в атаку, вязкая слюна наполнила рот.
«Гнев Леса», – звенело в воздухе.
Не Сарим отвечает здесь на мольбы – Лес подпустил к своей сокровенной песне чужака. И песня эта пылала огнем и пахла гарью. Очертя голову Стел бросился к лагерю, он бежал, пригибаясь под ветками, перепрыгивая корни…
… пока его не остановила стена огня.
Громадные ветви падали с вековых дубов, взвивались охапки искр. Летели куски горящей коры, в лицо бил раскаленный воздух, горло жгло, давило удушливым кашлем.
В шаге от пламени застыла девушка.
Черные волосы отливали золотом пожара. Платье, подхваченное под грудью широким поясом, подернулось сизым пеплом. Бледные руки, как для молитвы вскинутые над головой, будто свело судорогой, плечи… окаменели.
Не дышит?
Стел обошел ее, спиной принимая жар, и заглянул в лицо. Сомкнуты алые губы, в напряжении застыли тонкие крылья носа, ресницы чертят по коже длинные тени. Она колдовала. Едва слышно дрожала душа, прошитая потоками огня. Кто у кого в плену? Кто ведет, а кто подчиняется? Она разжигает пожар или тушит?
С утробным скрежетом, будто разошлись глубинные сваи земли, накренился столетний дуб, выворотив корни высотой в человеческий рост. Громадная ветвь нависла над их головами. Стел пригнулся, прыжком сшиб ведунью и откатился с ней прочь – за миг до того, как дуб окончательно рухнул. Девушка раскинулась безвольной куклой, страшно выставив локти. Рывком Стел подхватил ее на руки и побежал, все дальше унося от огня.
Задыхаясь, он неудачно перепрыгнул сырой валежник – пропорол корягой колено. Стиснув зубы, уложил незнакомку на землю, лег рядом и вместе с ней укрылся плащом. Рана саднила, штанина напиталась кровью, огонь подступал, а девчонка казалась мертвой: обмякло тело, расправились мышцы лица и только изредка пульсировала жилка на бледной шее. Стел откинул тонкую прядь с ее лба, медленно провел по горячей щеке и поднес палец к носу – не
