– Так, может, пока до заката есть время, пообедаете у меня? Мы же пришлым наготовили – они и половины не забрали, не по вкусу, что ли, наша стряпня? Там полдеревни собирается. И Рыбак там, кстати, будет. И Ловкий с Лаской, и…
– Ловкий с Лаской? – нахмурилась Белянка будто ослышалась.
Но глаза бывалой сплетницы блестели красноречивее любых слов.
– Пообедаем, – кивнул Стрелок и взял Белянку за руку.
Она не взглянула на него – только сжала пальцы, ощущая шершавые линии его ладони.
Солнце скатилось к мохнатым соснам, тенями исполосовав поляну. Белянка ступала по мураве, склеенной медовым светом, и не могла вдохнуть загустелый воздух. Взгляды липли будто назойливая мошкара: девушки в пестрых юбках смотрели завистливо и зло; матроны с малышами на руках – с осуждением; а старая дева Холщова, в одиночестве рассевшаяся на плетенке, сразу и завидовала, и осуждала. И только Ласка, смело прильнувшая к Ловкому, хитро подмигнула Белянке и улыбнулась. Она расправила вокруг себя багряную юбку – настоящую взрослую юбку! – и тонкими пальцами сжала его ладонь.
Белянка наконец-то преодолела последние шаги, опустилась на скамью рядом со Стрелком, который ничего не замечал и пристально смотрел на Ловкого, пока тот не приподнял руку и не кивнул.
– О чем вы договорились? – прошептала Белянка.
– Да так… – Стрелок глянул на нее и потрепал за плечо. – Не бери в голову, Бель.
– Как же…
– Приветствую почтенных жителей деревни Луки! – на поляне появился Стел.
Стрелок шагнул ему навстречу и ответил в тон:
– Деревня Луки приветствует гостей!
Они стояли нос к носу и сверлили друг друга взглядами. Высокий для лесного народа Стрелок и невысокий для пришлых Стел – они оказались одного роста.
– Я бы предпочел начать, – первым нарушил молчание Стел.
Стрелок кивнул и молча вернулся на скамью, сжал руку Белянки горячей ладонью. Стел огляделся, щурясь в закатных лучах. Пуговицы на его чудной одежде и замысловатая рукоятка меча бликовали солнечными зайчиками, сапоги белели соляными разводами.
– Я хочу рассказать, что привело нас, жителей Городов Ерихема, в лес, – начал Стел, выдержал долгую паузу и весомо добавил: – Домой.
– Домой? – потянуло сквозняком.
– Домой, – подтвердил Стел и улыбнулся. – И мы, и вы – дети леса.
– Что-то непохожи!
Но Стел не слушал случайных выкриков, а вдохновенно говорил – и здорово было то, что он и вправду верил своим словам.
– Когда юный Лес был втрое больше нынешнего, омываемый с запада туманным морем, скованный с севера и востока седыми горами, наши общие предки тихо и неприметно соседствовали с деревьями. Они не знали магии и крови, горя и огня, движения и речи. Лишь вековечный покой, мудрость глубинных вод и шепот ветра. Но мятежные души просили страсти, любви и пламени, хотели боли и смеха, свершений, открытий, поражений и ошибок. И тогда в Теплом мире появился Сарим. На нашем с вами общем языке его имя означает «Любовь». Тепло пришло в движение, люди осознали себя и обрели жизнь.
– Под ветвями стелился туман…
Струны лютни зашелестели глухим напевом – это Дождь заиграл Песнь Первых людей. На белесом камне, в выцветшей накидке, с серебристыми струями волос, он казался пятном света. Знакомые звуки обволакивали душу, баюкали: давным-давно эту песню пела мама, качая маленькую Белянку. Солнце лилось лучом из окошка под сводом землянки, и мамины руки сладко пахли ландышами.
Белянка беззвучно вторила, едва шевеля губами, и смотрела, как с каждым куплетом теплеют осенние глаза Стела, будто солнце рвется изнутри, как уходит горечь и усталость. Можно подумать, он только и мечтал что услышать Песнь Первых людей от жителей леса.
– Я рад, что вы помните наши общие легенды, – сказал он, когда Дождь допел. – Я продолжу. Шло время. Люди жили в согласии с деревьями, но как только мы стали людьми, мы не могли стоять на месте. Неприступные вершины гор и неизведанные глубины бытия манили настойчивей солнца. Так первые выходцы из Леса поселились в Горах, отыскали Исток – сердце Теплого мира – и обрели магию.
Белянка мельком огляделась: сельчане слушали внимательно, кто – склонив набок голову, кто – подперев кулаком подбородок. Только Боровиков-старший откровенно скучал и почесывал пузо, да Горлица недобро щурилась в тени.
А Стел продолжал:
– Люди все меньше слушали деревья и все больше занимались собой, заботами сегодняшнего дня. Когда личное стало важнее общего, начались первые войны. С юга подступали степи, и враждующим стало тесно в Лесу. Вторая волна переселенцев покинула колыбель и ринулась покорять бескрайние просторы. Не одно поколение сменилось в тяжелых схватках за жизнь с неистовыми кочевниками. Степные ветры и дикие камни не хотели делиться теплом с чужаками, но упрямство и желание жить оказались сильнее. И вновь на помощь пришел Сарим: он коснулся сердца юной кочевницы и степного воеводы, что позволило нашим предкам завоевать Каменку и укрепиться в сердце степей.
– И звали их Полынь и Ковыль, – перебил его Дождь. – И нашли они свой приют на опушке Леса, основали деревню Приют и даже на запад ушли вместе, обернувшись рассветной звездой. Эту балладу я пою только в день встречи Нового лета.
– Верно, – с готовностью кивнул Стел. – С тех пор прошли века. Кочевники навсегда покинули степи, скрылись по ту сторону южных пустынь. Некоторые степняки пошли дальше и в долине между Срединным и Восточным отрогами слились с осколком саримской цивилизации и основали Города Ерихема. Сотни лет мы копили знания и познавали законы мира, и теперь пришла пора отдавать долги. Десять лет назад степи и Города объединились именем Сарима. Пришла очередь Леса. Вот почему мы здесь. Мы хотим поклониться истоку жизни и поделиться знанием.
– То-то мечами размахиваете!
– А Лесной Пожар что? Смеха ради послали?
– Нам и без вас тут неплохо!
Горлица наклонилась вперед, обеими руками держась за посох, и едко спросила:
– Сотня рыцарей, с мечами, лошадьми и фургонами, пришла, чтобы строить для нас храм? – сколько презрения вместилось в это короткое и страшное слово «храм»!
Стел на мгновение закрыл глаза и ответил громко, с бесстрастным лицом, в упор глядя на Горлицу:
– Сотня рыцарей пришла строить храм. И они будут его строить. И вам лучше послушать то, что я могу рассказать о Сариме, чтобы увидеть свет истинной веры.
– Да с чего вы взяли, что ваша лживая вера – истинная? – ее звонкий выкрик слился с нарастающим гомоном.
– Тихо! – Стрелок поднял руку ладонью вперед. – Не торопись, Горлица. – Когда сельчане смолкли, он вновь обратился к Стелу: – Спрашивать, зачем вам это, – смысла нет, вижу, что правды ты не выдашь. Так скажи мне, чужак, что, если мы не позволим вам строить храм?
Тишина зазвенела сосновыми иглами, скрипнула веткой, крикнула цаплей. Стел долго смотрел ему в глаза, и бледное лицо не выражало ничего: все те же бессонные глаза, сомкнутые губы – только жилка
