– Так говорила тетушка Мухомор: работать – тепла набираться, – терпеливо повторила Белянка. – Ты ожил.
– Ты… тоже ожила, – закашлялся Стел.
Она нахмурилась, оглядела свою одежду и тихонечко фыркнула.
– Чай как раз заварился, – Стел не слишком хотел знать, о чем она сейчас подумала. – Садись. – Он разлил заварку по чашкам.
– Спасибо, – Белянка села рядом и подтянула колени к подбородку. Сощурившись, она вдохнула терпкий пар, нахмурилась, не открывая глаз, попробовала маленький глоточек и уставилась на Стела:
– Что это?
– Нравится? – усмехнулся он.
Белянка на мгновение задумалась и коротко кивнула. В глазах горело неподдельное любопытство.
Какой же она еще ребенок! Все эти смерти, проводы, колдовство и пожары. Столкновение богов, посмертные обеты и проклятия, разговоры о самоубийствах и вечной любви. Куда ей все это, когда у нее еще глаза загораются от незнакомых вкусов и запахов! Она же столько еще не видела в этой жизни…
– Это бадьян, степная трава, – вслух пояснил Стел. – Я люблю его с молоком, но сейчас молока нет.
Она вновь принюхалась с закрытыми глазами и сделала большой глоток.
– Такой смолянистый привкус… – повела она носом.
Стела бросило в жар. Нет, ее плавные движения вовсе не походили на рубленые рывки Рани. И носом она водила совсем иначе. Но эта поляна, эта одежда, этот костер – еще две ночи назад здесь сидела Рани. И смешно, по-кроличьи, шевелила носом. И была живая-живая-живая.
Первое, что сказала ему Белянка после ее смерти: «Она любила тебя и потому прощала».
– Я видела ее глазами, – прошептала Белянка почти в ухо. Белокурая голова приникла к его груди, а его руки сами обняли хрупкие плечи – Стел и не заметил, как сел ближе, как привлек ее.
– Что видела? – он попытался привести мысли в порядок.
– Я видела ее глазами воспоминания о той ночи у костра, когда ты ее целовал, – беззвучно шептала Белянка, глядя в огонь. – Ты сейчас думал о ней. У тебя часто билось сердце и слезились глаза.
– Мне… жаль, – Стел не мог подобрать слов, но отчего-то было так важно объясниться перед Белянкой – пусть даже Рани его никогда уже не услышит. – Мне стыдно и невыносимо жаль. Что я не уберег ее. И не смог отогреть, пока она была еще рядом.
– Тебе кажется, что я – это она? – усмехнулась Белянка.
Стел мотнул головой, не подумав, что она не увидит. Но она почувствовала.
– А зря, во мне действительно осталось что-то от нее. После того слияния. Я видела тебя ее глазами, влюбленными. Но я сама… ты мне не слишком нравишься, понимаешь? – она отстранилась и заглянула ему в лицо.
– Я понимаю, что я подвел…
– Да хватит в себе сомневаться! Ты сделал все, что смог. Я не о том. Она любила тебя и прощала, но я тебе не прощаю ее одиночество и ее боль. И запах абрикосов не прощаю.
– Ты права, наверное, но… ты несправедлива, – Стел отвернулся и уставился в костер. – И ты не знаешь всего.
– Не знаю, – согласилась Белянка.
Они долго смотрели на огонь и будто спали с открытыми глазами. Пламя стелилось по раскаленным добела углям, струилось по плоскому камню для очага, взбиралось по котелку и толстым бревнам, взвивалось искрами в небо и опадало смертельными струями. Выгрызало укромные дупла, прошивало тонкие ветки насквозь и скворчало смолой в редких сосновых лапах. Казалось, целые города и деревни возрождаются и умирают за доли мгновения.
Когда Стел очнулся, они сидели с Белянкой спина к спине, мокрые от жара костра.
– Я не знаю всего, – продолжила она брошенный вечность назад разговор. – И я не буду тебя судить. Быть может, ты и вправду любишь ту, другую. Как я люблю Стрелка. Быть может, ты и сам не знаешь. Я просто хотела сказать, чтобы ты не видел во мне Рани. Потому что я вижу в тебе другого человека.
– Тот, кого видела она, ушел вместе с ней, – в тон ей ответил Стел.
Белянка кивнула и добавила изменившимся голосом:
– А ты все-таки неплохой человек. Я верю тебе, несмотря на твои сомнения. Поверишь ли и ты мне?
– В чем я должен тебе поверить? – Стел попытался повернуть голову так, чтобы увидеть ее глаза. Но она неотрывно смотрела в огонь, и в расширенных черных зрачках плясало пламя. Как у Ласки, когда Стел уже и не верил, что вытащит ее из пожара.
– В том, что я не сошла с ума. Что я действительно спасаю деревню, – шепот отдавался в ушах звоном.
– Но как ты хочешь это сделать?
Она обернулась и уставилась на него красными от безумия глазами, а потом, после долгого молчания, протянула нараспев:
– Ведуньи, такие, как тетушка Мухомор, никогда не ошибаются. Когда-то она нагадала, что у меня нет судьбы. И она оказалась права: я не смогла удержаться на ровной тропинке, я не слышала знаков и подсказок сердца. И вот я здесь. Проклятая. Я потеряла все. Но за мной остался долг. С того момента, как я дала обещание, я постоянно пытаюсь понять, когда же все пошло наперекосяк. Когда мы упустили верный поворот? И чем больше я думаю, чем дольше смотрю на огонь, тем чаще я повторяю: ведуньи никогда не ошибаются. Но что, если в день нашей с тобой встречи тетушка Мухомор все-таки ошиблась? – она замолчала, явно ожидая от Стела какого-то ответа.
– И? – только и смог выдавить он.
– Что, если Лесной Пожар должен был спалить деревню Луки?
Стел смотрел в ее красные от дыма, бессонницы и слез глаза и думал, что она действительно сошла с ума.
Пахло горелой кашей. Стел снял котелок с огня, обжегся о раскаленную ручку – со свистом втянул сквозь зубы воздух – и вернулся к Белянке. Она все так же выжидающе смотрела и молчала. Тогда он осторожно спросил:
– Так что ты хочешь?
– Я хочу исправить ошибку: позволить деревне Луки исчезнуть. Так хотел Лес, а мы ему помешали.
– Так хотел Лес? – безумие нарастало, искрило в воздухе.
Белянка быстро закивала:
– Скажи, Стел, откуда взялся тот Лесной Пожар? Сначала я подумала, что это рыцари подожгли. Но когда я узнала, что деревня вам все-таки нужна живой, то…
– Рыцари подожгли? – хохотнул он. – Да весь отряд бы погиб в том пожаре, если бы я их не спас! И если бы пожар так внезапно не иссяк.
– Лес так хотел, – она многозначительно подняла бровь. – Чтобы сгорели и отряд рыцарей, и деревня. А мы ему помешали.
Стел помолчал, ожидая, что на него снизойдет такое же озарение, как и на эту девочку. Ничего не происходило, и потому он с опаской уточнил:
– Но люди тогда все равно погибнут?
– Только если останутся в деревне, – лукаво улыбнулась она.
– И как ты их предупредишь?
– Их предупредишь ты. Отыщешь Ласку – она тоже ведунья, темненькая такая, должна быть в землянке под ясенем, на Большой
