– Ты ведь не собираешься оставить их в живых! – выплюнула мне Скади.
– Сердик, – приказал я, не поворачиваясь к нему, – сделайте это быстро!
Я слышал, но не видел, как умер Скирнир. Наконечник копья был вогнан с такой силой, что пронзил его горло и воткнулся в обшивку корабля.
– Я хотела его убить! – завизжала Скади.
Не обращая на нее внимания, я прошел мимо Ролло к непобежденным фризам. То была личная команда Скирнира – около шестидесяти человек. Они молча следили за моим приближением.
Я бросил щит, чтобы они разглядели кровь, пятнающую мою кольчугу, полосы крови на маске моего шлема и кровь, запекшуюся на клинке Вздоха Змея. Мой шлем венчала серебряная голова волка, на ремне блестели золотые бляшки, и браслеты на моих руках сияли сквозь кровавую пленку.
Они увидели полководца, а я подошел к ним на десять шагов, чтобы показать, что ничуть не боюсь пиратов.
– Я – Утред Беббанбургский, – проговорил я, – и даю вам шанс. Вы можете жить, а можете умереть.
Позади меня Ролло начал музыку щита. Его люди колотили клинками по липовому дереву в темном ритме, сулившем смерть.
– Мы – датчане, – сказал я фризам, – и саксы. Мы воины, которые любят сражаться. В наших домах мы поем вечерами о мужчинах, которых убили, о женщинах, которых сделали вдовами, и о детях, которых осиротили. Итак, делайте ваш выбор! Либо подарите мне новую песню, либо сложите оружие.
Они сложили оружие.
Я заставил их снять кольчуги – тех, у кого они имелись, – или кожаные рубашки. Я забрал их сапоги, пояса, доспехи, оружие, и мы погрузили эту добычу на «Сеолфервулфа». А потом сожгли оба длинных корабля Скирнира. Они хорошо горели, огромные столбы пламени ползли по мачтам под клубящимся черным дымом, поднимавшимся к низким облакам.
Скирнир пришел со ста тридцатью людьми. Мы убили двадцать три воина, еще шестнадцать тяжело ранили. Один из людей Ролло потерял глаз от выпада копьем, а Эрик, служивший мне сакс, умирал. Он сражался бок о бок с Финаном, споткнулся о скамью гребца и получил удар топором в спину. Я стоял на песке на коленях рядом с ним и, крепко сжимая его руку с мечом, обещал, что я дам золота его вдове и выращу его детей так, будто они мои собственные дети. Он слышал меня, хотя не мог отвечать. Я держал его до тех пор, пока не стихли клекот в горле и дрожь тела в миг, когда душа отправилась в долгую темноту.
Мы увезли его труп и похоронили в море. Он был христианином, и Осферт прочел молитву над мертвым Эриком, прежде чем мы опрокинули его в вечность.
Взяли мы с собой и еще одного покойника – Скирнира. Его мы раздели догола и повесили на нашем увенчанном головой волка носу, чтобы показать, что мы победили.
А потом толкали «Сеолфервулфа» веслами, как шестами, вниз по течению во время отлива. Когда русло расширилось, повернули и сели на весла. Маленькое рыбачье суденышко мы бросили близ деревни.
После вышли в море, и «Сеолфервулф» задрожал на первых небольших волнах. Серые облака, скрывавшие место резни, ветер наконец-то разорвал в клочья, дав водянистому солнечному свету упасть на неспокойное море.
– Ты не должен был оставлять их в живых, – злилась на меня Скади.
– Людей Скирнира? – переспросил я. – А зачем их убивать? Они разбиты.
– Все они должны сдохнуть, – мстительно прорычала она.
Потом обратила на меня взор, полный безудержной ярости:
– Ты оставил в живых двух его братьев! Их надо было убить!
– А я оставил их в живых, – ответил я.
Без Скирнира и его больших судов они безобидны, но Скади все это видела по-другому.
– Тряпка! – бросила она мне.
Я пристально посмотрел на нее.
– Осторожней, женщина, – предупредил я, и она обиженно замолчала.
Мы везли с собой только одного пленника – капитана личного судна Скирнира. Он был старым человеком, за сорок, и годы, что он провел, щурясь на море, в котором отражалось солнце, превратили его глаза в окруженные морщинами щелки на лице, потемневшем от соли и ветра. Это был наш проводник.
– Если мой корабль хотя бы коснется отмели, – сказал я ему, – я позволю Скади убить тебя так, как она того пожелает.
«Сеолфервулф» не задел ни одной отмели, пока мы шли к Зегге. Фарватер был запутанным, вводящие в заблуждение метки расставлены для того, чтобы заманить врагов на отмели. Но дикий страх пленника перед Скади сделал его бдительным.
Мы достигли цели ранним утром, осторожно прокладывая путь, ведомые трупом, болтающимся на носу.
Брызги дочиста вымыли труп Скирнира, и чайки, чуя его, вопили, кружа в голодном разочаровании вокруг носа судна.
Мужчины и женщины наблюдали, как мы проходим по извилистому каналу, который изгибался между двумя внутренними островами. А потом мы заскользили по закрытым водам, отражавшим заходящее солнце и походившим на дрожащее золото.
Охрана, оставленная Скирниром, увидела наши гордые щиты, развешенные на бортах «Сеолфервулфа», белый труп, болтающийся на веревке, и ни один из часовых не бросил нам вызов.
На Зегге оказалось меньше народу, чем на внешних островах, потому что именно с Зегге отплыли две побежденные команды и именно отсюда было большинство убитых, раненых или оставшихся на мели людей.
На серый деревянный пирс, выдававшийся в море под холмом, что поддерживал дом Скирнира, вышла толпа женщин. Они наблюдали за приближением нашего судна, потом узнали труп – наш трофей – и сбежали, таща за руки детей.
Восемь вооруженных человек, одетые в кольчуги, показались из дома, но, увидев, что моя команда высаживается, демонстративно сложили оружие. Они знали, что их господин мертв, и ни один из них не собирался сражаться за его репутацию.
Итак, на закате мы подошли к дому на холме Зегге, я уставился вверх, на его черную громаду, и подумал о драконе, спящем на кладе из серебра и золота.
На карнизах дома с высокой крышей вздымались огромные деревянные рога – рога, взмывающие в темнеющее небо, где появились первые колючие звезды.
Я оставил пятнадцать человек охранять корабль, прежде чем взобрался на холм. Было видно, что холм сделан из громадных балок, сложенных длинным конусом, наполненным песком, и что сперва построили маленький конус, над ним – конус побольше; на вершине последнего треугольника стоял палисад. Теперь палисад не являлся препятствием, потому что ворота его были распахнуты настежь. В людях Скирнира не осталось желания сражаться. Их господин умер.
Дверь дома обрамляла пара гигантских изогнутых костей морского чудовища.
Я прошел под костями с обнаженным мечом; справа и слева от меня шли Ролло и Финан.
В центральном очаге горел огонь, шипя, как кот. Горящий плавник с запекшейся на нем солью всегда издает
