– Лорд Эльфрик знал, что ты изгнанник, – продолжила Ингульфрид. – И что у тебя слишком мало людей для нападения на Беббанбург, поэтому считал, что ты отправишься в Дунхолм.
– Без Рагнара? – спросил я, потом покачал головой. – Без Рагнара мне в Дунхолме делать нечего.
– А женщина Рагнара? – предположила данка. – И его сыновья?
– Брида меня ненавидит! – Я улыбнулся.
– Ты боишься ее?
Я рассмеялся в ответ, хотя на самом деле побаивался Бриды. Некогда она была моей возлюбленной, а теперь стала врагом, и врагом жестоким, потому как Брида словно чесотка, которую нельзя излечить. Брида склонна расчесывать зудящее место, пока не образуются язвы и не пойдет гной. Она ненавидела меня за отказ сражаться вместе с данами против саксов, и не важно, что она сама происходила из саксов. Бридой всегда управляла страсть.
– Лорд Эльфрик надеялся, что прежде, чем напасть на Беббанбург, ты отправишься в Дунхолм, – заметила Ингульфрид.
– Надеялся?
Женщина замялась, словно боясь выболтать слишком много, потом пожала плечами:
– У него был уговор с Бридой.
Удивился ли я? Враг нашего врага – наш друг или, по меньшей мере, союзник.
– Эльфрик рассчитывал, что она убьет меня?
– Брида обещала отравить тебя, – призналась Ингульфрид. – А Эльфрик обещал ей золото.
Это меня тоже не удивило. Брида так и не простила меня. Она будет ненавидеть меня всю оставшуюся жизнь, а если сможет, то пронесет ненависть при помощи чародейства и в загробное царство.
– Почему ты мне это рассказываешь? – спросил я у Ингульфрид. – Почему не стала побуждать меня плыть в Дунхолм?
– Потому что, если ты поплывешь в Дунхолм, Брида заполучит моего сына и запросит за него гораздо больше золота, нежели ты, – последовал ответ. – Она злая.
– И жестокая, – добавил я, а потом выбросил из головы Бриду, так как человек на носу предупредил о мели.
Мы ощупью пробирались по извилистому проливу к пустынной отмели, где вздымались поросшие травой дюны. Пролив повернул на запад, потом на север, затем уклонился к востоку, и «Полуночная» четырежды цепляла днищем дно, прежде чем достигла полосы глубокой воды, изгибающейся вдоль восточной оконечности острова.
– Годится, – сказал я Финану, и после нескольких гребков судно уткнулось носом в песок. – Вот наш дом на время, – сообщил я команде.
То было мое новое королевство, моя держава: полоса омываемого морем, продуваемого всеми ветрами края Фризии, и я мог удерживать его лишь до тех пор, пока не появится кто-то более сильный и не сгонит меня, как муху. И это непременно случится, если я не сумею найти еще воинов. Однако до поры в мою задачу входило всего лишь обеспечить занятие для нынешней команды, поэтому я послал сына с дюжиной парней обыскать близлежащие отмели на предмет плавника для строительства хижин. На нашем островке тоже нашлись выкинутые морем деревья, и я смотрел, как Осферт городит убежище для Ингульфрид. Сын притащил еще бревен, достаточно и для огня, и для укрытий, и той ночью мы распевали у большого костра, искры от которого взлетали в звездное небо.
– Хочешь, чтобы местный народ прознал о нашем тут присутствии? – осведомился Финан.
– А он и так знает.
В течение дня мимо нас прошмыгнули две или три лодки, и весть о нашем прибытии наверняка распространилась по островам и болотистым берегам материка. Танквард, бросавший нам вызов прошлый раз, вне всяких сомнений объявится снова, хотя едва ли станет драться. В ближайшие несколько дней нас никто не побеспокоит, решил я.
Финан переживал за меня. Я мало говорил весь вечер, не поддержал песню. Ирландец поглядывал на меня. Думаю, он догадывался о причине моего беспокойства. Дело было не в кузене, не в тех силах, которые тот мог бросить против меня. Моя печаль была обширнее и глубже – я не мог определить свой дальнейший путь. Что-то следовало сделать, но что? У меня были команда и корабль, мы носили мечи и не могли просто сидеть и гнить на берегу, но я понятия не имел, куда вести дружину. Я растерялся.
– Будешь выставлять дозорных? – осведомился Финан поздно ночью.
– Сам посторожу. И доведи до воинов, что леди Ингульфрид находится тут не ради их удовольствия.
– Это они уже поняли. Кстати, проповедник убьет любого, кто позарится на нее.
Я рассмеялся. Проповедником прозвали Осферта.
– Он как завороженный, – заметил я с теплом.
– Бедный ублюдок втюрился, – согласился ирландец.
– И время выбрал – лучше не найти, – добавил я, а потом дружески похлопал Финана по плечу. – Спи, дружище! Спи крепким сном!
Я расхаживал по берегу в темноте. На этой стороне острова прибой издавал только слабые хлопки, но до меня доносились удары и шипение больших волн, разбивающихся о берег к западу от дюн. Костер тихо догорал, пока не остались только тлеющие угли, а я все расхаживал. Был отлив, и «Полуночная» темным пятном обрисовывалась на песке.
Я хлафорд, господин. А значит, обязан обеспечивать своих людей. Господин – податель золота, податель браслетов, господин серебра. Ему следует кормить воинов, защищать их и обогащать, взамен они служат ему и делают великим вождем, чье имя упоминается с уважением. Моим же людям достался бездомный лорд, повелитель золы и песка, владелец одного-единственного судна. К тому же не знающий, что предпринять.
Саксы ненавидят меня за то, что я убил аббата. Даны не станут мне доверять, и, кроме того, я убил сына Зигурда Торрсона, и Зигурд, друг Кнута Ранулфсона, поклялся отомстить за его смерть. Рагнар, который принял бы меня как брата и отдал половину своих богатств, мертв. Этельфлэд любит меня, но любит и свою Церковь. У нее нет сил защитить меня от мерсийцев, следующих за ее нелюбимым мужем. Ее поддерживает брат, Эдуард Уэссекский, который, скорее всего, примет меня, хотя затребует большой виргельд за убитого священника и заставит принести унизительное покаяние перед своими попами. Земли он мне не даст. Эдуард может защитить меня и использовать как воина, но лордом мне не быть.
А я старел. Я знал это, костями чувствовал. В этом возрасте мужчины ведут в бой армии и располагаются в задних рядах «стены щитов», предоставляя сражаться впереди молодым. Мои волосы и борода подернулись сединой. Что ж,
