Глава 8
Четверг 16 марта 1978 года, раннее утро
Рим, виа Грандоле
– Не хватало еще в такой день проспать, – недовольно бурчал Марио Моретти. Прохладный душ придал ему бодрости, но лишь на пару минут, и сейчас перед глазами опять поплыла, покачиваясь, туманная пелена – еле носки нашел…
Все еще сонный, он добрел до обеденного стола, плюхнулся на стул и первым делом потянулся за пачкой «Tre Stelle».
Врут, врут, что первая утренняя затяжка – самая сладкая. Какая может быть сладость, когда ты еще в полусне? Когда пальцы ватные и неловкие, а в голове гуляют лишь обрывки самых простых мыслей? И желания курить нет, хочется лишь вынырнуть из этого странного состояния, когда ты уже не там, но еще и не здесь…
Щелкнула зажигалка, и горячий сухой дым резким толчком ворвался в легкие. Марио задержал дыхание, с облегчением чувствуя, как зашумело в голове.
– На, Рицио, пей. Ведь и не спал почти… – В голосе Барбары звучала неподдельная забота.
Перед Марио опустилась кружка густого до тягучести кофе, и мужчина вцепился в нее, как утопающий в спасательный круг.
– А мне казалось, что ты всю ночь просопела. – Он повернулся, чтобы еще раз полюбоваться ладной подругой.
С этой милой и улыбчивой шатенкой, в миру – скромной служащей одного из муниципальных округов, очень хотела познакомиться поближе итальянская полиция.
«Товарищ Сара» умела многое, а знала и того больше – иначе она не стала бы командиром римской колонны. Сегодня она могла запросто прострелить кому-нибудь коленные чашечки, «чтобы хромал, сволочь, как их буржуазная власть!», а завтра – оперировать в подпольном госпитале раненого товарища. Вечером яростно торговаться, закупая очередную партию оружия у мафиози или палестинцев (арсенала из ее по-пролетарски бедной квартиры хватило бы на роту спецназа), а ночью кропотливо изготавливать из чистых муниципальных бланков надежные документы для ушедших на нелегальное положение бригадистов.
Вот чего Сара не умела – так это готовить. Из дома она сбежала очень юной и очень левой, поэтому на завтрак у Марио были традиционные бутерброды. Он повертел, разглядывая, неровно отрезанный кусок булки, прикрытый тонким ломтиком розовой ветчины и поверху повядшими веточками петрушки.
«Не самый большой недостаток, – подумалось лениво, – зато кофе варит как бариста».
– Да ты разве дашь спать? Всю ночь шатался по дому, – откликнулась, присаживаясь напротив, женщина.
После первых глотков глаза наконец сфокусировались, и Марио посмотрел на молодой кедр за окном.
– Опять сегодня под утро неясыть прилетала. Кричала с ветки. Так, знаешь, долго, вибрирующе.
– Значит – мальчик, – деловито кивнула Сара, – у них тоже сейчас весна.
Сразу за низкой оградкой арендованной на самой северной окраине Рима виллы раскинулся небольшой заповедник. За эти недели некоторые его обитатели уже успели примелькаться Саре и Маурисио (да, они и дома наедине называли друг друга только так, по оперативным псевдонимам, чтобы на акции не выкрикнуть случайно настоящее имя). Марио недавно даже подарил Саре фолиант «Птицы Италии». Теперь она любила, веселясь, обсуждать поутру повадки пернатых соседей. Да и сам он с интересом почитывал эту книгу.
Не без умысла, конечно, дом был снят именно здесь. Небрежный подпольщик долго не живет, поэтому пути отхода через густой лес были разведаны в первые же дни – привычка. Там же была заложена и пара тайников с оружием: никогда не знаешь, что и когда пригодится.
Марио доел, отставил посуду и взял в руку патроны. Пальцы набивали тугие магазины сами по себе, а Моретти думал о революции.
Наверняка кого-нибудь сегодняшний Рим заворожит: в череде пасмурно-дождливых будней вдруг выпал настоящий весенний день. Будут, как ненормальные, орать из густых крон пиний скворцы, манить ветками желтого пуха мимозы, и даже облезлый череп Колизея удивит приезжих пронзительной синевой в своих глазницах.
Да, прекрасен этот город и обширен, но жить здесь трудно и временами страшно.
Пока сидящие в парламенте оппортунисты Берлингуэра («Ах, как хотелось бы всадить несколько пуль в брюхо этого розового буржуя!») голосуют за законы о росте налогов и снижении заработной платы, на закипающих улицах в полицию все чаще вместо прежних яиц и шариков с краской летят бутылки с «коктейлями Молотова». А позже, под покровом темноты, в беспощадных рукопашных схватках с фашистами проходит школу ненависти левый молодняк. Трещат под ударами кастетов кости, поблескивают отведавшие крови клинки, и багровеет асфальт.
Но и это не все. На улицах то тут, то там разговаривает с врагами на своем свинцовом языке «товарищ П38»[14]. На демонстрациях группы людей в пассамонтанах открыто ходят с пистолетами и ружьями, а карабинеры боязливо отводят глаза в сторону. Спаянные боевые патрули «Красных бригад» и «Первой линии» уже сейчас полностью контролируют многие рабочие окраины. В одном Милане под ружьем у левых больше двух тысяч бойцов.
«А это значит что? – Марио привычным движением вогнал короткий магазин в неразлучный „скорпион“. – Это значит, что в стране идет вялотекущая гражданская война. Задача революционного авангарда ее подтолкнуть, перевести в открытую форму. В борьбе против порядка воров законны все средства. Империалистические лакеи уже покойники, для этих свиней сегодняшний день – начало конца. Мы атакуем государство в самое его сердце. А с Моро, этим демиургом буржуазной власти, мы в нашей „народной тюрьме“ поговорим особо».
– Так… – Он отложил в сторону пистолет-пулемет и поднялся из-за стола. – Пойду подготовлю лицо – и в путь. Глупо будет опоздать.
– Хорошо тебе… – В голосе Сары звучала наигранная зависть. – Усы приклеил – и сразу другое лицо. А мне с театральным реквизитом по два часа мучиться приходится.
– У тебя неплохо получается, – хохотнул, скрываясь в ванной, Марио, – поэтому у меня бывают очень разные женщины.
Из зеркала на Марио Моретти серьезно взглянул самый разыскиваемый человек Италии: единственный оставшийся на свободе руководитель «Красных бригад» из старого, еще «исторического ядра». Мощный подбородок, высокий лоб, в зеленоватых глазах искрит усмешка… И обидно оттопыренные уши, которые сегодня, ради разнообразия, не скрывались за пушистыми баками.
Имя его у всех на слуху, но истинного лица почти никто не видел. Он мастер перевоплощения и конспирации: появляется из ниоткуда и исчезает
