Я постарался не думать о тех, кто идет за мной, отключить слух, чтоб не отвлекаться на шуршание одежды, топот и шумное дыхание за спиной. Не люди, а стадо бизонов. Двигался я медленно, со стороны казалось, будто бы принюхиваюсь. На самом деле я ловил ощущения, ждал, когда тело наполнится неясным то ли звоном, то ли трепетом… Трудно передать.
Есть! Тело будто бы зазвенело, наэлектризовалось. Аномалия метрах в двух-трех. Я вытащил из подсумка горсть гаек, бросил перед собой… Ничего. Чисто. Чтобы у новичков не возникало сомнений в моих способностях, я бросил гайку направо – Ничего. Налево…
Прозрачный воздух затрещал, потемнел, словно каракатица выпустила чернильное облако, начал закручиваться черным смерчем. Сперва воронка раскручивалась на весу, потом вытянулась вверх и вниз, зацепила мох, ветки, сосновые шишки и, вращая это все, стала вырывать из земли куски земли вместе с корнями. На мгновение она замерла, собралась с силами и обрушилась на землю. Сила удара была такой, что камешки и ветки разлетелись в стороны, еле успел спиной повернуться, а вот Самкин не успел и теперь материл аномалию, одной рукой отряхивая длинные волнистые волосы, второй поглаживая красную от удара щеку.
– Могло и в глаз попасть, – утешил его Труба.
– Да, бродяги, Зона не любит раззяв, – сказал Джига, бросился к раскуроченной воронке и принялся там искать артефакты. – Циклопа знаете? Ему такая штука гайкой, отброшенной назад, глаз выбила.
– Что там? – поинтересовался Коба.
– Пустая.
Самкин убрал руку от скулы, где наливался кровоподтек, и обратился ко мне:
– Как ты это делаешь? Тебе можно просто так по Зоне ходить, не проверяя путь.
– Можно, но лучше перестраховаться.
– Джига, ну ты жадный! Завязывай, мы уходим! – крикнул Коба.
Я не стал дожидаться их и побрел дальше, туда, где в тени елей было уже черным-черно. Удобнее всего по Зоне ходить в мае, июне, июле, когда самые длинные дни – много всего успеваешь. Зимой свои плюсы: видишь следы мутантов и аномалий на снегу, но ни на что времени не хватает.
На ПДА было начало девятого, у нас есть еще час-полтора, чтобы добраться до бункера. Если не отвлекаться, должны успеть. Позади шумно сопел Джига – что двигатель работал. Еще бы, такую тяжесть тащить, он напоминал прямоходящую улитку с домиком. Потянуло сыростью, и с востока навстречу нам начала ползти дождевая туча.
Пришлось прибавлять шаг.
Одно радовало: на такую шумную и многочисленную группу не нападут одиночные мутанты, кабаны и волки тоже побоятся, а все остальное поблизости водиться не должно.
Дождь обрушился на нас в километре от убежища. Не по-майски ледяной, он бил наискось, попадал за воротник, и даже капюшон не спасал. Я еще раз мысленно похвалил себя, что вовремя экипировался и не стал экономить на одежде и обуви. Чуток штаны промокли, но по сравнению с Кобой и Самкиным это ерунда. Джига облачился в дождевик. Поначалу он поглядывал на нас презрительно, но через пять минут клеенка превратилась в решето.
В итоге к почерневшему срубу с железными ставнями мы добрались изрядно вымокшими. Незапертая железная дверь поскрипывала на ветру. Очень хотелось с промозглой сырости в тепло, но я остановился на пороге, вскинул руку:
– Дверь открыта. Надо проверить, нет ли там кого… или чего.
Я осторожно переступил порог, и в нос ударил настоявшийся гнилостный запах, от которого комок подкатывал к горлу.
– Стоять! – скомандовал я, снял «Крис» с предохранителя и прицелился перед собой.
На полу отпечатки грязных подошв перемежались с длинными полосами, словно что-то волокли.
– Оттуда воняет падалью, – проговорил Коба.
В конце комнаты в полу находился лаз, ведущий в бункер, железная решетка крышки была откинута. Я остановился в полутора метрах, прицелился в черный зев подвала.
Скрип-скрип-скрип – кто-то подошел сзади.
– По-моему, там кто-то сдох, – прошептал на самое ухо Джига.
– Или ему помогли, – я включил фонарик и осторожно двинулся вперед, потом остановился.
– Не ходи. Если там упырь, то прыгнет, и труба!
Я поднял трухлявую палку с пола, швырнул в лаз. Или мне показалось, или навстречу ринулся рой мух и опал вместе с ней.
– Что это за хрень? – возмутился Самкин. – Вы видели? Что-то вылетело, а потом пропало. Вообще непонятно, что это! А звук странный – пц-пц-пц.
– Полный ПЦ, – резюмировал Коба. – Нам надо это оттуда выгнать, потому что на улице серо и мокро. Цып-цып-цып-цып!
– Я знаю, что делать. Уйдите на улицу, сейчас бахнет.
Если активировать «облегчалку», то получится рождающая ее аномалия «смерч», та самая, которую мы встретили. Если и засел в подземелье мутант, его сплющит в блин.
«Облегчалка» напоминала вытянутый огарок, какой получается, когда сгорает уголь. Я принялся крутить и мять ее, пока с легким щелчком она не согнулась буквой «г». Бросив ее в лаз, как гранату, я метнулся на улицу, едва не сбив дверью Самкина.
В доме глухо бахнуло, аж пол под ногами вздрогнул.
Комнату забросало комьями земли, гнилыми ветками, то ли человеческой, то ли мутантской плотью. В углу издыхала отвратительная тварь, о которой я только слышал, но сталкиваться не доводилось, – баюн, гибрид кота, крота и червя, жертва то ли чудовищной мутации, то ли вивисектора.
Тварь издыхала в луже зеленоватой слизи. Перед напоминал плешивого кота с вытянутыми челюстями, сквозь иглы зубов тянулся длинный синий язык. Передние лапы у твари были мощными, лопатообразными наподобие кротовых, задние отсутствовали, туловище переходило в розовато-бурый отросток.
– Ох ты ж мать моя женщина! – воскликнул Самкин. – Это, что ли, баюн?
Он переступил порог, но напарник положил руку ему на плечо:
– Не подходи, оно не до конца сдохло. Оно плюется парализующим ядом.
Коба указал на вполне себе человеческую руку среди кучи земли, на безымянном пальце угадывалось тонкое кольцо:
– Не повезло бедолаге, – Труба перекрестился и обратился ко мне: – Похоронить бы его, не по-человечески это.
В подземелье мы нашли еще пять тварей. Когда падала палка, они в нее плевали, их слюну я принял за мух. Помимо мутантов здесь обнаружился обглоданный человеческий скелет. Низ его сожрали вместе с костями, зато частично сохранился камуфляж и в кармане его – паспорт. Самкин вытащил паспорт и прочел:
– Багульников Артем Федорович. Двадцать восемь лет. Женат. Дочь пяти лет. И понесло ж тебя, Артем, в Зону! Эх, ты! Я возьму его, передам жене.
В бетоне бункера баюны прорыли нору. Не подумал бы, что бетон им по зубам… или по когтям.
Останки сталкера Самкин с Трубой вытащили наверх по железной лестнице, а затем на улицу. Здесь, в бункере, ночевать было небезопасно, и мы решили обосноваться в хижине, запереть дверь на щеколду и выставить караул.
С улицы донеслось бормотание, я высунулся и
