– Я знаю, что это, – произнес он по-французски.
Вероника вздрогнула и повернулась к нему. Глядя на сверкающие внутри кристалла огни, он тихо сказал:
– У тебя, должно быть, очень большая сила, если она просыпается сама по себе.
– Валери… – выдохнула Вероника.
– У моей тети был похожий. Он достался ей от прапрабабушки… Не знаю, насколько далеко это прослеживается. Но выглядел он немного по-другому. Он был маленький и гладкий, почти идеальный шар. Я видел его только раз. Тетя заставила меня пообещать никому не рассказывать об этом.
– Что с ним случилось?
– Наверное, нацисты забрали, они хватали все, что видели. Это была единственная ценность нашей семьи. Мы, похоже, никогда не узнаем, что с ним стало. – Валери перевел на нее взгляд своих темных цыганских глаз, его веки были тяжелыми от беспокойства. – Ты используешь его, Вероника?
– Он просто у меня есть, – сказала она так тихо, что не была уверена, услышал ли ее Валери.
Он снова завернул камень, положил его в корзину и опустил крышку. Когда он сделал это, свет начал гаснуть и наконец исчез. Сейчас спальню освещали только звезды. Вероника дрожала уже не на шутку, сцепив зубы, чтобы они не стучали. Валери поднялся и снял с крючка ее халат.
Когда он закутывал ее, Вероника взглянула ему в лицо и даже в темноте увидела, что его рот напряженно сжат.
Она тоже поднялась и сунула ноги в тапочки, стоявшие возле кровати. Валери по-прежнему не говорил ни слова. Она подошла к окну и, сжавшись от холода, посмотрела на улицу.
– Я тоже поклялась никому не говорить… – начала она. – Но тебе я скажу, Валери. Мой кристалл, который принадлежал моей бабушке, а до нее ее бабушке, и так далее… так же, как в твоей семье… мой кристалл был особым оружием на войне. И поэтому мне не стыдно.
– Ты думаешь, я хочу, чтобы ты чувствовала стыд?
Она повернулась спиной к холодному стеклу и посмотрела на него:
– Похоже, ты злишься.
Тремя широкими шагами он пересек комнату и, обняв ее, прижал к себе.
– Нет, моя дорогая, нет! Я не сержусь, я… я боюсь!
– Валери! – Она обхватила его за шею. – Но почему?
– Если кто-нибудь найдет это… Если кто-то узнает…
Он еще крепче прижал Веронику к себе, зарывшись лицом в ее волосы.
– Валери, я храню свою тайну. – Ее голос звучал приглушенно. – Никто, кроме тебя, никогда не узнает.
Он взял ее за подбородок и осторожно приподнял его, чтобы взглянуть ей в глаза.
– Вероника, ты должна выслушать меня. Ты, моя тетя, наши бабушки – все они были женщинами, обладающими силой. Мужчины боятся таких женщин. Они не могут сжечь вас, как делали когда-то, но обязательно найдут способ сделать вашу жизнь невыносимой.
Вероника закрыла глаза, вспомнив, что Елизавета говорила то же самое.
– Ты можешь потерять Свитбрайар.
– Я никому не позволю увидеть камень.
– Любой может найти его, – стоял на своем Валери. – Горничная, дворецкий… Это небезопасно для тебя. Пообещай, что не будешь снова его использовать. Вероника, война окончена. Нет никакой необходимости…
– Валери, сегодня он позвал меня по какой-то причине.
– Какая причина может быть? Пообещай мне. Пожалуйста!
Она ответила ему самым честным взглядом, на какой только была способна, и, хотя ее сердце дрогнуло от беспокойства, прошептала:
– Хорошо, Валери. Обещаю.
Он вздохнул и поцеловал ее в лоб:
– Спасибо, дорогая. Мы уберем шар туда, где его не так легко будет найти.
– Договорились. D’accord.
Но после того, как Вероника пообещала это, в ней что-то шевельнулось, словно уголек затухающего костра. Она не собиралась лгать Валери, но какая-то часть ее – какая-то тайная часть ее души – сопротивлялась. Вероника подумала, что это ее сила. Ее сила, от которой она не откажется.
Когда он отвел ее в постель и снова заключил в объятия, она изо всех сил пыталась не признаться себе, что за ее покорностью скрывается мятежный дух.
13
Уна куда-то пропала. В этот день Веронике и самой хотелось бы спрятаться где-нибудь. Солнце сыпало осенним золотом, косо падая между желтеющих листьев на скошенный газон Хоум-фарм.
Она остановилась на размеченной флажками дорожке, глядя на дом, который строили очень быстро. За сараем Валери обнаружил сваленные грудой камни. Их собрал один из фермеров, пока Вероника была в Лондоне. Местные ничего не знали об этих камнях или же им было не до развалин поместья. Их хватило, чтобы возвести стены. Они решили сделать деревянный пол, а еще Валери предложил установить центральное отопление. Вероника согласилась при условии, что камин, у которого она любила сидеть с Томасом и Яго, останется на месте.
Рабочий в комбинезоне подошел к ней и почтительно снял кепку.
– Леди Вероника, – сказал он, – не угодно ли посмотреть, как продвигается стройка?
– Уже посмотрела, мистер Лонгстрит. Удачная погода для работы, не так ли?
– Да, миледи. Просто идеальная. – Он повернулся и указал на дом: – Он будет выглядеть так же, как во времена его светлости.
– Это замечательно! Вы можете гордиться своей работой.
– О да! – улыбнулся тот и надел кепку. – Приятно видеть, как возрождается старинное здание.
– Как ваша дочь? Фиби, так ее, кажется, зовут? Уже, наверное, пошла в школу?
– Да, спасибо, миледи. Она учится в деревенской школе и очень довольна. А как она любит книги!
– Правда? Великолепно! Передайте девочке, чтобы она приходила за книгами в библиотеку Свитбрайара.
– Вы очень добры, леди Вероника. Правда, правда. Моя жена оценит это. – Он снова указал в сторону дома. – Если вы ищете мужа, то он где-то там, разбирает доски, которые нам привезли.
– Благодарю, мистер Лонгстрит. Продолжайте в том же духе.
– Рад стараться, миледи.
Сопровождаемая Уной, Вероника обошла груды древесины и камня возле дома. На месте, где когда-то был сарай, остался только фундамент. Она подумала, что, может быть, они и его отстроят. Давно уже не было в живых тяжеловоза, отчего сарай казался не таким уж необходимым, но, может быть, они решат завести лошадей снова.
– Вероника!
От глубокого голоса Валери ее сердце забилось чаще. Но у нее были для него печальные известия. Он сдвинул потрепанную шляпу на затылок, чтобы очень осторожно поцеловать ее, потому что был весь в пыли и, похоже, в штукатурке. Его теплые губы коснулись ее щеки.
Она вытерла грязь на его подбородке.
– А вы здорово продвинулись в работе, – сказала она. – Просто невероятно, как быстро все получается!
– У нас же есть рабочие, – ответил Валери.
Его английский был почти идеальным, но имел легкий французский налет, который Веронике нравился, особенно коверканье гласных и своеобразный ритм. Он понемногу прибавлял в весе, совершенно не нуждался в сладостях, а также наотрез отказался от маргарина, в чем Вероника его поддержала: им и их рабочим хватало фермерского масла и хлеба,
