– Не ведаю, государь, – качает тот головой, – может, и жив еще кто. А сами мы из Новгородской пятины.
– Домой не тянет?
– Отрезанный я ломоть, государь, – твердо отвечает тот, очевидно поняв, куда я клоню.
– Что так?
– Четверых нас сюда послали, чтобы, значит, науки превосходить. Учились прилежно, старательно. По гулящим девкам и кабакам не шлялись, думали – вернемся, службу царству своему сослужим…
– Отрадно слышать, хотя насчет девок – это вы зря… ну ты продолжай-продолжай.
– А когда Смута началась, все прахом пошло. Ни кормовых, ни квартирных мы более ни полушки не видели, а долги копятся. В магистрате уж стращать начали, да тут покойный ректор Ефим Снуре, пусть ему земля пухом будет, заступился. Не стали нас в долговую тюрьму определять, а, напротив, доучиться позволили…
– А когда доучились, то что?
– Ну а как доучились – то куда деваться? На Руси нас никто не ждет, там царей меняют, здесь тоже никому больно не нужны. Семка Куницын, тот, правда, сразу сбежал на родину, Матвей Фомин в солдаты подался, а где Автоном Кисляков пропал, уж и не ведаю.
– Эва как… но сам, вижу, не пропал?
– Не пропал, хотя трудно было. Нашел место, служил, старался… живу вот.
– В Москву со мной не поедешь, значит…
– Прости, государь, не поеду. Я уж и веру лютеранскую принял, и женился тут, сын вот есть…
– Сын – это хорошо, Савва. Ладно, коли так, то неволить не буду. Разве что пообещай, что ежели дружков встретишь, то скажешь им, дескать, возвращайтесь, ждут вас там.
– Не просто вернуться будет.
– Не просто, однако я думаю в Стокгольме посольство постоянное организовать и послу здешнему на сей счет укажу, так что поможет.
– Исполню, государь.
Когда переводчик ушел, Густав Адольф обернулся ко мне и сочувственно произнес:
– Тебе, наверное, трудно без образованных помощников?
– Ты знаешь русскую речь?
– Немного понимаю, – скупо улыбнулся король.
– Мне надо быть осторожнее! – улыбнулся я.
– Ты и так осторожен: к примеру, не сказал мне ни слова о контрибуции, которую получил в Риге.
– Так ты вроде и не спрашивал… тем паче что выкуп с захваченного города – дело обычное. Они мне заплатили, а я не стал отдавать его своим солдатам.
– Разумно, – согласился Густав, – к тому же миллион талеров – чертовски круглая сумма.
– Значительно меньше, дружище, и большая часть – вот такими бумагами, какими я расплатился с твоими депутатами.
– Знатная получилась штука, – засмеялся Густав, – я в жизни не видел таких вытянутых рож у этих надутых пентюхов. А что ты будешь делать с остальными деньгами?
– Какими еще остальными?
– Брось, несмотря на непогоду, много людей видело, как вы тащили огромные ящики к твоему дому.
– Ах вот ты о чем… я полагаю потратить их на покупку разного рода товаров, необходимых моему царству. В основном, конечно, оружия.
– В Швеции делают хорошее оружие!
– Намек понял, ты можешь рассчитывать, что твои подданные получат самые большие заказы. При некоторых условиях, разумеется.
– Каких условиях?
– Мне необходимы мастера, инженеры, рудознатцы и много кто еще. Если ты отпустишь своих, то я не стану обращать внимание на то, что цены у голландцев выгоднее.
– Не лги своему другу, Иоганн, ты из тех, кто никогда не упустит своей выгоды!
– Выгода бывает разной, Густав. Голландцы вряд ли пришлют мне на помощь войска. А вот ты можешь!
– Пожалуй, в твоих словах есть резон. Ты долго еще пробудешь в Стокгольме?
– Не дави на больное место. Мне надо срочно возвращаться в Москву, пока моим боярам не показалось, что они прекрасно справляются и без меня. Боюсь, я даже не смогу отправиться в Мекленбург, как собирался.
– В Мекленбург?
– Разумеется, в Мекленбург, ведь там Катарина и мой сын. Я ведь его еще даже не видел и, похоже, не скоро увижу.
– Не торопись, возможно, это случится раньше, чем ты думаешь.
– О чем ты?
– Ладно, все равно интриган из меня так себе. Едва ты оказался в Стокгольме, я послал весть об этом Акселю.
– Канцлеру Оксеншерне?
– Ну да. Вообще-то мы договаривались с ним об этом. Он предполагал, что ты можешь внезапно появиться в Швеции с каким-нибудь великим проектом. Правда, никто не мог и подумать, что это будет Рига, но в целом, как видишь, он не ошибся.
– Тогда мне, напротив, надо бежать, пока нет Акселя!
– Да, но держу пари, что моя сестра, узнав о твоем появлении, не усидит в Мекленбурге.
– И потащит с собой маленького ребенка?
– Ну ты же хочешь увидеть сына?
– Очень хочу, Густав, просто до смерти!
– Я полагаю, до такой крайности не дойдет, – засмеялся Густав Адольф, – особенно если ты не будешь торопиться.
– Да я бы рад…
– Отлично, распоряжение оставить Новгород уже готово. У тебя есть человек, которому ты можешь доверить проследить за его исполнением?
– Конечно, тамошний воевода князь Одоевский вполне справится.
– Хорошо, мой курьер отправляется завтра, пошлешь с ним своего человека?
– Благодарю! Кстати, вот Семку Буйносова и пошлю, пока он тебе всех дворян не порубил.
– Я вообще-то противник дуэлей, но не могу не восхититься его мастерством. Если ты не возражаешь, я его награжу. Келейно, разумеется, чтобы мои бретеры не знали.
– Нет, не возражаю. Кстати о награде: ты не мог бы наградить еще одного моего человека?
– Ну смотря за что.
– Да, в общем, тоже за поединок.
– Хорошо, где один бретер, там и другой. Как его зовут?
– Тут такое дело, братец, зовут его Матвей Шемякин, но наградить надо его юного сына.
– Не понял.
– Ну как бы тебе объяснить… Короче, этот самый Матвей как бы забыл жениться на его матери, а на Руси это проблема. К тому же других детей у него нет.
– А ты сам
