Ответ: не важно.
Факт: беглецы ныряют в тоннель.
Цвет: все цвета. Ни одного цвета.
Звук: тишина. Визг. Есть. Нет. Есть-нет.
Движение: куда-то.
Темп: понятие утратило смысл. От largo[17] до prestissimo. Зависит от системы координат. Или не зависит.
Чувственный характер: дух захватывает.
Время: миллисекунда вечности.
Звук: чпок!
Обоснование: из червоточины вылетаешь, как пробка из бутылки.
Местоположение: где-то.
Цвет: радуга.
Ощущение: удрали! Оторвались!
Нюанс: кажется…
Движение: по инерции.
Уточнение: хватит надолго.
Темп: animato[18].
Дождь над далекими горами. Метеорный? Радиационный?
Нюанс: не важно.
Радуга в полнеба. Цветущая долина. Ущелье. Гонятся? Нет? Ручей на дне ущелья. Звон воды, прохлада, свежесть. Река. Переправа?
Движение: вдоль реки.
Движение: гибкие тени в воде. Опасность?
Новый тоннель в скалах.
Тьма.
Свет.
Одинокий пик цвета слоновой кости. Вершина сияет золотом. Земляничные поля. Гудят пчелы.
Привал!
IV– Фаг! Извините, парни…
Гюнтер покосился на обступивших его криптидов. Похоже, фагам извинения не требовались. Питекантроп развалился на траве, сунув под голову булаву. Живот Натху заметно округлился. Наверное, следовало бы проявить строгость к сыну. Сказано же было: не вмешивайся! Полез, куда не просили…
Нет, просили. Отчаянно нуждаясь в дренаже, Гюнтер помимо воли представил себе весь процесс в деталях – и сын воспринял это как крик отца о помощи.
– Спасибо. Я бы без тебя не справился.
Ничуть не покривив душой, Гюнтер подкрепил слова чувством искренней благодарности. Кажется, это был оригинал, не модель.
– Ты зови. – Лицо мальчика осветила смущенная улыбка. – Если надо, зови. Хорошо?
– Хорошо, договорились.
Пора, решил Гюнтер. Он как мог оттягивал этот момент, но ничто нельзя оттягивать вечно. Тряслись руки. Подламывались колени, выгнутые по-козлиному. Хотелось лечь и закрыть глаза. Сеанс вскрытия выжал Гюнтера до капли, выкрутил, как прачка – тряпку. Хотелось лечь, но ложиться было нельзя.
– Я виноват перед вами. – Кавалер Сандерсон повернулся к брамайну, встретился с внимательным взглядом темных глаз. – Я не сдержал слово. Примите мои глубочайшие извинения.
– В чем именно, шри Сандерсон?
Брамайн закашлялся. Вскрытие ментального блока ему далось, что называется, потом и кровью.
– Я обещал не трогать другие области вашей памяти. Увы, когда блок прорвало, я потерял контроль. Ваша память? Я себя не помнил! Меня накрыло, все смешалось… Ваши воспоминания, мои, Натху…
Мальчик кивком подтвердил: да, так и было.
– Во время бегства мы перехватывали радиопередачи, сообщения по гиперу, чужие эмоции… Наверняка я зацепил то, что обещал не трогать! Еще раз прошу меня извинить. Случай уникальный, но меня это не оправдывает.
– Я удивлен. – Брамайн тщательно подбирал слова. – Нет, я изумлен.
– Чем? Нарушением обещания?!
– Тем, что вы сохранили рассудок в этом хаосе, шри Сандерсон. Если вы видели, если вы переживали то же, что и я… Ваши извинения приняты. Вы сделали все, что смогли, и даже больше. Я вам благодарен.
Гюнтер чувствовал: это не просто вежливость. Благодарность и уважение отчетливо сквозили в эмоциональном спектре аскета.
– К тому же, шри Сандерсон, вы сумели вскрыть и собственную память. Там были и ваши воспоминания, так?
– Ментальный резонанс, – пробормотал Гюнтер. Мысли путались, клонило в сон. – Общность переживаний. Я на это не рассчитывал… Да, я тоже помню наш полет.
Он действительно помнил. А ну-ка еще разок, велел Гюнтер-медик Гюнтеру-невротику. Соберись, тряпка! Пробежавшись заново по вскрывшемуся участку воспоминаний, кавалер Сандерсон вздохнул с облегчением. Кажется, мы никого не пришибли во время суматохи. Война! Не спровоцировало ли их бегство сражение между помпилианцами и брамайнами?! И, как следствие, полномасштабную войну?! Два боевых флота, готовые открыть огонь…
Чем дело кончилось?!
– Ваш успех, шри Сандерсон, впечатляет. Даже принимая во внимание, что он частичный…
– Частичный?! – вскинулся Гюнтер.
– Мы теперь помним, как оказались здесь. Но мы не помним, что произошло в бункере. Момент выхода в большое тело – он от нас скрыт по-прежнему.
Правота террориста била под дых.
– Вынужден с вами согласиться. Боюсь, для этого потребуется повторная операция. Блок внутри блока? Что-то настолько шокирующее, что мозг возвел двойной периметр защиты?
Гюнтеру вспомнился Саркофаг на Шадруване.
– Повторная операция? – Брамайн пожал плечами. – Вы за нее возьметесь?
– Только не сейчас!
– Разумеется.
Улыбка тронула губы аскета, и все недавнее чувство вины, все робкие намеки на возможность взаимопонимания сгорели в пламени ярости. Тварь, ты еще и улыбаешься! Убийца, похититель детей! Нашел себе личного врача?! Угомонись, вмешался Гюнтер-медик. Ты не в себе, у тебя стресс. Гюнтер-невротик не внял голосу разума. Врач? Будет тебе врач! Целая бригада врачей! Психиров высшей квалификации! Уж Тиран ради такого случая расстарается! А кавалер Сандерсон с удовольствием подскажет, к кому лучше обратиться. Вскроют как миленького, без всяких условий. Хочешь узнать, что случилось в бункере? Вскрытие покажет!
Мы – коллант, вспомнил Гюнтер-медик. Брамайн сказал, что мы – коллант. Гюнтер-невротик злобно ухмыльнулся. Брамайн вдобавок сказал: друг от друга нам никуда не деться…
– Не пора ли домой, Натху?
– Домой?
Похоже, подобная мысль до сих пор не приходила мальчику в голову. Гюнтер с удовольствием отметил, как напрягся сукин сын брамайн. Тревога, растерянность, возбуждение зверя, почуявшего засаду, – букет эмоций, исходящих от аскета, шибал в голову лучше вина. Ты все понял, Вьяса? – мысленно спросил Гюнтер, следя, как террорист подвигает ближе искрящий трезубец. Ты же все понял, да? Давай, приятель, разорви связь. Останься здесь или попробуй сбежать. Выбор за тобой: погибни, но не сдайся! Мы погибнем оба? Или только тот, кто не последует за Натху? Выпасть в малое тело, найти смерть в космическом вакууме…
Не боюсь, понял Гюнтер. Отбоялся на сто лет вперед.
От брамайна тоже не веяло страхом.
– Домой, Натху. Куда же еще? Там хорошо, безопасно, уютно…
Он хотел добавить «сытно», поглядел на раздувшийся живот сына и передумал. Вместо этого Гюнтер отправил Натху мысленный образ дома, щедро раскрашенный эмоциональным позитивом и пахнущий соленым лещом, – так начался наш с тобой контакт, помнишь, Натху?
– Безопасно? – переспросил питекантроп. – Дом – значит безопасность?!
Мальчик словно пробовал слово на вкус.
– Да! – Гигант вскочил на ноги. – Домой!
Подхватив булаву, он припустил к горизонту, туда, где двигались зубцы часового механизма – бродячие утесы.
– Натху? Стой!
Откуда и силы взялись? Проклиная все на свете, выкрикивая слова, слабо предназначенные для детских ушей, Гюнтер рванул за сыном.
V– У меня был такой же, – сказал Кешаб Чайтанья. – Точно такой же, только серый.
В руках антис держал плюшевого медведя.
– Почему серый? – заинтересовался Тиран.
Интерес был поддельный. Плевать Тиран хотел на всех медведей Ойкумены. Враг, отметил он. Враг сильный, враг непобедимый. Враг ценный, раз сам пришел ко мне. Такие враги, случается, полезней друзей.
Кешаб пожал плечами:
– Не знаю. Меня не спрашивали.
– В смысле? Родители купили?
– Я рос в антическом центре. После первого старта меня изолировали. Это общее правило, я – не исключение. Медведь достался мне в наследство. Игрушки в центре переходят от одного маленького антиса к другому, пока не истреплются или не сломаются. Брамайны – раса бедная, экономная. Желать новую игрушку, свою собственную, а не чью-то, желать страстно, плакать по ночам, не имея возможности удовлетворить желание… Что это, по-вашему?
– Страдание, – честно ответил Тиран.
– Правильно, страдание. Закон существования
