– Или у кого стволов больше, – заметил Абажур, разглядывая правым глазом вершину фюрерской башни, а левым – колесо ближайшего автомобиля. – Гниличей, кстати, много.
– Замучаетесь хоронить.
– Вас, Дуричей, замучаемся.
– Так поделитесь снова на кланы, – предложил Лебра, пока оппоненты вновь не взялись за оружие. – Живите, как жили раньше, и каждый будет сам себе умник.
– А Кувалда? – не поняла тётка.
– Вы ведь сами сказали, что он умирает.
– Умирает, – подтвердил авторитетный уйбуй Гниличей.
– Тогда какая разница, что подумает Кувалда? Живите своим умом!
Несколько секунд Маманя и Абажур смотрели друг на друга, для чего Гниличу пришлось повернуть голову вправо, а затем он пробормотал:
– В этом что-то есть…
И отпустил ятаган.
Маманя вернула пистолет в кобуру.
Лебра тихонько передохнул и поздравил себя с тем, что остался жив.
* * *муниципальный жилой дом
Москва, Лялин переулок,
3 июля, воскресенье, 00:20
Он думал, что не сможет распалиться, разжечь внутри огонь и не сумеет подтвердить репутацию умелого любовника. Думал, что прикосновение к холодному телу напомнит лягушку или змею, вызовет отвращение, оттолкнёт и помешает насладиться близостью. Думал, что им овладеет инстинктивный страх, который смажет финал… если до финала вообще дойдёт, но…
Но всё получилось совсем не так, как он думал.
Она была холодна, но не застывшей твердью ледяной скульптуры, не мёртвым телом и, конечно, не жабой. Она была холодна, потому что она была такой – холодной, естественно холодной и… приятной. И через несколько минут Сдемир научился принимать её такой, какая она есть: ледяной, чуть безумной, чуть высокомерной, с красными, полными жажды глазами и опасной. Он растоптал инстинктивный страх и заставил себя окунуться в холод её страсти.
И был вознагражден.
Нет, красноглазой охотнице не удалось поразить Сдемира какими-то особыми умениями. Она была неимоверно гибкой? Да. Неутомимой? Да. Выдумщицей? Ещё какой! Но все фокусы и приёмы и почти все их сочетания Сдемир уже пробовал. Он наслаждался? Да. Ему понравилось? Очень. Однако «изюминка» их близости случилась в самом финале.
Когда ощущалось приближение усталости и одновременно – взрыва неистового блаженства. Когда хотелось поскорее добраться до вершины, но он сдерживался, цепляясь за каждую секунду, потому что знал: тягучая пауза обернётся невероятным восторгом чуть позже. Когда мир постепенно исчезал и оставалась лишь она – холодная и пылкая.
Только она…
Он смотрел в её красные глаза и слышал:
– Тебе страшно?
– Очень, – прошептал Сдемир, лаская оседлавшую его девушку.
В ответ маленькие ладошки скользнули по его телу, в её глазах появилось обещание немыслимой сладости, а по истерзанным его поцелуями губам скользнула едва заметная усмешка.
– Хочешь меня по-настоящему?
– Очень.
– Хочешь?
– Очень! Очень!! Очень!!!
Сдемир чувствовал, что может оказаться гораздо выше вершины, и не ошибся.
Он успел увидеть иглы… почувствовал, как впились они в его шею… как брызнула кровь, и вместе с ней – брызнул он. И закричал от невыносимого восторга.
Закричал впервые после того давнего, самого первого опыта.
///Ему нравились «плохие девочки», порочные, грубоватые, агрессивные, но главное – порочные и не стесняющиеся своих наклонностей. Не выпячивающие их, но не краснеющие, услышав в свой адрес грубую колкость. Дерзкие.
Искренние.
Возможно, они нравились из-за того, что родители с детства знакомили Сдемира только с «правильными», вежливыми девочками и девушками, обязательно с безупречной репутацией и обязательно из хороших семей. Его представляли замечательным куколкам, очень красивым, одетым по самой последней моде, с наивным – почему-то обязательно наивным! – взглядом зелёных глаз, но многие из них, как вскоре узнал Сдемир, прятали в своих шкафах такие скелеты, что «плохим девочкам» оставалось только шипеть от зависти. При этом Сдемир был достаточно хорошо воспитан и никогда не позволял себе проявлять истинные чувства, точнее – крайне, крайне редко.
И с радостью общался с теми, кого отвергало «приличное» общество. Но при этом никогда не забывал, кто он, и всегда держал с «плохими девочками» дистанцию, преодолеть которую сумела только Далина… Но теперь Далины нет, мир вновь стал пустым, и неожиданное появление Анны Сдемир воспринял с радостью.
«Проклятый Сантьяга хорошо меня изучил…»
Неприятно, конечно, знать, что хитрый нав читает его, как раскрытую книгу, но кто предупреждён – тот вооружён, и молодой барон охотно ввязался в предложенную игру, получая удовольствие и от заочного противостояния с комиссаром Тёмного Двора, и от общения с Анной.
Которая неожиданно стала бальзамом для его израненной души, а не шлюхой на ночь.
– Тебе понравилось?
– Это было… необычно, – подумав, признался Сдемир.
– Первый раз?
– Мы это уже обсуждали.
– Да, я помню.
– Ты была в точности, как те.
– Я – метаморф, – напомнила девушка. – Я идеально копирую любое существо.
– Один в один?
– Если пробую кровь объекта – один в один. Если нет, то только внешне.
– Кровь масана ты пробовала?
– Да.
Барон усмехнулся, думая о чём-то своём, а затем неожиданно спросил:
– С вампирами всегда так?
– Если они этого хотят, – медленно ответила Анна, правильно поняв молодого люда. – Когда масан высушивает жертву, он впрыскивает ей микродозу вызывающего эйфорию вещества… что-то вроде смешанного с наркотиком обезболивающего. Но некоторые кровососы умеют регулировать количество этой гадости, сознательно увеличивают дозу и так подсаживают партнеров и партнёрш, превращают их в наркоманов. Таких челов, и не челов, называют коровами: они становятся рабами и в любой момент готовы поделиться с хозяином кровью.
– Это законно?
– Это на грани, – подумав, ответила Анна. – Масан не убивает корову и всегда выбирает из тех, кто знает о Тайном Городе. Всё остальное – вопросы этики.
«Этика…»
Даже самый лучший друг – если бы он был – ни за что не назвал бы Сдемира этичным или высокоморальным. Он и сам себя таковым не считал, но, услышав слово из уст девушки, ухватился за него.
«Этика…»
Этично ли само существование ночных охотников? Насколько этично присутствие в мире тех, кто рассматривает разумных соседей по планете лишь в качестве пищи? Зачем они вообще были придуманы Спящим? В чём их предназначение?
Одно время была популярна теория, что масаны являются этакими «санитарами леса», призванными вычёркивать из списка живых слабых особей, но жуткие события Средневековья, когда сорвавшиеся с цепи кровососы учинили в Европе такую резню, что остановить их смогли лишь Инквизиторы, перечеркнули это объяснение.
С тех пор Великие Дома считали вампиров не просто опасными, но неспособными соблюдать любые договорённости; и даже не столько разумными, сколько животными; и действовали против них соответственно.
Без всякой этики.
А история о коровах, которую Сдемир услышал впервые, неожиданно его задела. Его – циничного и подлого. Молодой барон понял, что видел в подвале у Носферату одну из таких коров, и ему стало противно.
И захотелось убить.
Ведь, как намекнула Анна, в лапы масанов попадали не только челы.
– Стань собой, – хрипло попросил он, а когда девушка исполнила просьбу, улыбнулся и спросил: – Поужинаем как-нибудь? Например, завтра.
Сдемир не хотел больше говорить о вампирах.
– Сейчас ты не должен ни с кем появляться, – ответила Анна так, словно давно ждала подобного предложения. – Ты в трауре, и твой имидж не должен пострадать.
– Откуда ты знала, что я предложу поужинать?
– Прочитала в твоих глазах.
– Я настолько предсказуем?
Она нежно поцеловала любовника в
