– Сиди в машине. – Монтроуз повернул ключ. Загудел стартер, но двигатель «кадиллака» не завелся. Аттикус вышел из машины. – Аттикус, куда?!
– Я быстро.
Он затрусил ко входу на кладбище, не обращая внимания на окрики отца.
Монтроуз снова повернул ключ – тщетно, – откинулся на спинку сиденья, витиевато выругался и щелкнул прикуривателем.
Что-то ударило в заднее крыло «кадиллака». Монтроуз обернулся: никого. Послышался задорный смех.
– Кто здесь? – крикнул он, выходя из машины.
На крышу «кадиллака» приземлился снежок. Шагах в пятнадцати стоял мальчишка – светлокожий, но черные кудряшки и крупные карие глаза выдавали его происхождение. Ему было не больше восьми.
– Эй! – окликнул его Монтроуз и уже двинулся надрать наглецу уши, когда разглядел, как тот одет. Злость сменилась беспокойством: на мальчике были только джемпер и джинсы. Больше ничего: ни зимнего пальто, ни сапог, ни даже носков. А под джемпером не было майки.
– Эй… – повторил Монтроуз изменившимся голосом. – Что ты тут делаешь в таком виде? Где твоя мама?
Мальчик засмеялся и побежал. Монтроуз за ним. Они бежали вдоль ограды кладбища, Монтроуз по колено утопал в снегу, мальчик же легко скакал поверх сугробов, время от времени останавливаясь, чтобы посмотреть, не отстал ли догоняющий. Добежав до угла ограды, мальчик со смехом скрылся в снежных кустах. Монтроуз нырнул следом, оступился и упал, наполовину зарывшись в сугроб.
Наполовину, не полностью. Правая рука лежала на зеленой траве. По-летнему зеленой.
Монтроуз поднял голову и увидел впереди большой желтый дом, над которым висело полуденное солнце. На заднем крыльце стояла негритянка в клетчатом фартуке; мальчик подбежал к ней.
Монтроуз поднялся, одной ногой стоя в зиме, другой – в лете. Шагнул на траву, и снег на сапоге и штанине мгновенно растаял.
– Мэм? – обратился он к женщине; та взяла мальчика за руку и повела в дом. Оба молчали.
Монтроуз оглянулся. За спиной, буквально в полушаге, по-прежнему царила зима. Он пошел к дому. На полпути через двор оглянулся снова и увидел, что снега как не бывало: склон, ведущий к кладбищу, утопал в зелени и цветах.
Дверь была приоткрыта. Потоптавшись на пороге, Монтроуз заметил, что на правой части косяка вырезано что-то на языке Адама. Точно такая же надпись виднелась и на подоконнике.
– Мэм?
Никто не откликнулся, однако дверь сама собой отворилась, и он прошел на кухню.
Женщина стояла у раковины и чистила кастрюлю – похоже, специально, лишь бы не обращать на него внимания. Мальчик сидел за столом, в одной руке бутерброд, в другой – стакан молока, и, улыбаясь, смотрел на гостя, как бы говоря: «Сейчас доем и продолжим игру».
– Мэм? – снова спросил Монтроуз. Она снова не ответила. – Миссис Нэрроу?
Наконец-то женщина посмотрела на него, но обратилась при этом к кому-то еще.
– Генри, – позвала она. – Кто-то пришел.
В проеме за мальчиком возник белый мужчина. Он смотрел на Монтроуза с любопытством, как будто гости у них в доме редкость.
– Что вам угодно?
В памяти всплыл портрет из столовой дома Уинтропов. Без сомнения, перед Монтроузом стоял сын Хайрама. Вот только ему было не тридцать пять, как говорил Брейтуайт. Впрочем, а с чего вдруг? Он же почти десять лет как умер.
Как к нему обращаться? Монтроуз решил не юлить.
– Здравствуйте, мистер Уинтроп.
Женщина испуганно отвлеклась от раковины. Мальчик перестал улыбаться. Мужчина нахмурился.
– Что вам нужно, мистер?
Монтроуза начал пробирать холод, под воротник будто заползли ледяные щупальца, грозя заморозить на месте.
– Я хочу помочь сыну, мистер Уинтроп. – Невзирая на холод, он старался, чтобы голос не дрожал. – Меня зовут Монтроуз Тернер, и я приехал по поручению человека по фамилии Брейтуайт. Ему нужно кое-что из вещей вашего отца. Хотя на самом деле я здесь не поэтому. Дело в моем сыне, Аттикусе. Брейтуайт строит на парня планы, а я не знаю, как его остановить. Вот подумал, что вы сумеете помочь. Взамен готов предложить все, что в моих силах. Если вы согласны.
Холод отступил. Снова вернулось лето. Женщина и мальчик все еще смотрели настороженно. Наконец Генри-старший кивнул.
– Хорошо, мистер Тернер. Проходите в гостиную. Поговорим.
* * *Они сели за стол у окна. Уинтроп разливал чай, а Монтроуз смотрел на улицу. У дороги рос большой раскидистый дуб, с качелями из покрышки. Видимо, в него-то и врезался зять шефа полиции, хотя следов столкновения на дереве не было.
А может, никакой аварии еще и не случилось. Календарь на каминной полке показывал август 1945 года, снаружи не стояло ни одной машины послевоенной сборки. И все-таки какая-то рациональная часть мозга отказывалась принимать происходящее за действительность. «Это же бред, – гудело в голове. – Нельзя сидеть и общаться с мертвецом в законсервированном прошлом. Нужно встать и немедленно идти назад. И уж тем более не прикасаться ни к чему, что предложат в этом доме».
Тем не менее уходить с пустыми руками Монтроуз не собирался, да и грубо отвечать отказом на гостеприимство. Поэтому он принял чашку и поставил перед собой, потом взял песочное печенье, которое ему протянул Уинтроп. И чай, и печенье были пресными – а точнее, даже безвкусными, – но отчего-то пьянили, прогоняя из головы здравый смысл и заставляя принимать беседу с умершим человеком как нечто вполне естественное.
– Генри Уинтроп… – произнес мертвец. – Так ко мне давно не обращались. Говорите, вы здесь по поручению некоего Брейтуайта? Не Сэмюэла Брейтуайта случаем?
– Нет, Сэмюэл Брейтуайт мертв. Меня послал его сын, Калеб.
– Правда? Не знал… – Уинтроп рассеянно выглянул в окно. – Впрочем, мы здесь новостей почти не получаем.
– Надо полагать, – ответил Монтроуз, невольно вновь оглядываясь на календарь. – Но я по поводу сына…
– Вы сказали, что Брейтуайт строит на него планы. Какие именно?
– Не знаю наверняка. Брейтуайт-старший хотел принести Аттикуса в жертву в каком-то ритуале. Калеб не так прямолинеен. Пока что он защищает нас
