Ночь была совершенно неописуемой по ощущениям. Привычные звездные картины, нисколько не изменившись, предстали перед нами как-то по-новому. Вместе с желанным свежим ветерком и движущимися тенями они будоражили воображение, разгоняя сон и маня в свои бездонные просторы. Беседовать не хотелось, хотелось остаться наедине с этим благоговейным величием, воспарив в него и растаяв в нем. Мы безмолвно сидели у костра, глядя в небесную даль и рисуя в ней алмазными россыпями каждый свои неповторимые картины. Продолжалось это, казалось, целую вечность, и уснули мы только под утро каждый на своем месте.
К своему удивлению, мы прекрасно отдохнули, хотя проснулись, как обычно, с первыми утренними лучами. Едва же мы тронулись в путь и еще нисколько не успели устать, нашим глазам вдруг предстало зрелище, поразившее нас и наполнившее наши души благоговением и восторгом. В этот час воздух еще не успел раскалиться и поэтому не колыхался и не искажал видимости. Стоящая же в нем дымка вдруг рассеялась, словно на нее набежала волна чистого воздуха, и из нее, будто по волшебству, вдруг выросли гигантские колонны. Они именно выросли, застав нас в полный расплох, точь-в-точь как повествовали письмена на панцире. И они были именно гигантскими, ибо, даже находясь еще на весьма значительном расстоянии, давали почувствовать свое необъятное величие, незыблемо царя над раскинувшимися вокруг просторами. До них было еще не меньше полдня пути, но нам явственно казалось, что они уже высятся над нами. Однако это величие вовсе не наваливалось тяжким гнетом, сковывая движения и мысли и наполняя душу холодом и тоской. Напротив, оно неудержимо возносило в какие-то невообразимые выси, переполняя сладостной легкостью и искрящимся блаженством, от которых захватывало дух и хотелось, закрыв глаза, надрывно распевать какие-нибудь прекрасные стихи. Мы долго стояли как вкопанные, будучи глубоко поражены этим неожиданным и невероятным впечатлением, не имея ни сил, ни желания выйти из-под него. Но мало-помалу мы успокоились и стали с жадным интересом разглядывать их, с трудом веря в то, что видим их наяву. В головах у нас никак не могло уложиться, что легендарное творение неизвестно кого, наводящее мосты между мирами через бесконечность и направляющее непостижимые разумом силы, находится прямо перед нами и что до очередного великого чуда, к которому мы так вожделенно стремились, уже осталось лишь полдня пути.
После того как мы успокоились, колонны перестали казаться нам столь непостижимо огромными, как нам привиделось сначала. Но прежде всего нами овладело горестное уныние, ибо их вершины не венчались Полусферой: ее не было и в помине. Больше того, сами колонны имели разную высоту, и даже на таком большом расстоянии было видно, что верхняя их часть разрушена. Располагаясь кругом в центре обширной, но очень пологой котловины, они торчали из песка словно головешки сгоревшего шатра, ясно говоря о том, что здесь произошла какая-то ужасная катастрофа. Именно ужасная, если смогла уничтожить сооружение, пережившее череду тысячелетий. Однако сами колонны стояли безукоризненно прямо, числом восемь штук, как и было описано в манускрипте, стойко перенеся все, что бы здесь ни случилось. И стоило лишь всмотреться, они вовсе не выглядели мертвыми руинами, продолжая являть свое многовековое величие, несмотря на разрушенные верхушки.
Сгорая от нетерпения, мы, сколь могли, подгоняли верблюдов и, забыв о привалах, неудержимо приближались к этому очередному творению неизвестных рук и таинственного разума. Многие побуждения манили нас к нему. Мы стремились увидеть колыбель рода человеческого, зачатого божественным светом и разнесшего из нее свое семя по всему миру. Мы хотели войти в великий город, бывший сердцем человеческой культуры и воспетый в легендах как жемчужина ее созидания. Мы жаждали прикоснуться к святыне, к которой на протяжении многих времен стекались потоки паломников из всех земель, немалая часть которых оставалась на всю жизнь и умирала у ее подножия. Нас влекло желание узреть храм вселенской мудрости, бурным водопадом низвергавшейся когда-то из бездны миров и растекавшейся среди народов щедрыми реками. Нас неудержимо звало страстное вожделение посетить еще один легендарный чертог, созданный непостижимым разумом повелителей бесконечности. И мы, забыв о зное, жажде и усталости, неотвратимо приближались к нему.
Солнце едва подобралось к своей самой высокой точке, когда мы въехали наконец в незримый магический круг, очерченный колоннами. Вокруг царили мертвая тишина и бездонная пустота, но мы сразу почувствовали себя вступившими в сердце легендарного города, ясно ощутив его неиссякаемое обаяние, неподвластное векам и стихиям. Обступив одну из колонн, мы переполнились божественным благоговением, прикоснувшись к ее идеально гладкой поверхности, с трудом веря, что это происходит наяву. Объять разумом размеры и величие того, что находилось сейчас перед нами, было невозможно. Казалось, что уходящее ввысь сооружение было высечено из цельной горы. Желтое почти прозрачное тело с клубящейся в толще мутью, точь-в-точь как в описании, выглядело чем-то потусторонним, пришедшим откуда-то из-за грани мира… Тут внезапно в моей голове возникла картина сыплющегося из желоба песка, который, кстати, был удивительно схож с колонной по цвету, на что я обратил внимание только сейчас. Этот песок, стекая струей, постепенно превращался в жидкость, сначала – вязкую, затем – все более подвижную, которая, заполняя некую незримую форму, застывала в ней, образуя монолитный цилиндр подобно воску при отливке свечи. Я даже вздрогнул от неожиданности, подумав о том, что мне сейчас предстало таинство рождения великих колонн. Это открытие было невероятным, особенно то, что материалом для них мог послужить обыкновенный песок, но в целом вполне логичным. И словно прочитав мою мысль, Ибрагим, не отрывая ладони от колонны, зачерпнул другой рукой горсть песка из-под ног. В его взгляде, переходящем то на песок, то на монолитное тело колонны, я прочел несказанное удивление и полную растерянность, которые также переполняли и меня. Ибо это служило неоспоримым подтверждением моей догадки.
Налюбовавшись колонной и вдоволь насладившись ее необычайно приятной на ощупь поверхностью, мы, восторженно озираясь, направились к центру круга. В нем совсем не ощущался послеполуденный зной, здесь царило удивительное, не поддающееся описанию и осмыслению струящееся тепло, легкое и нежное, будто внутри этого храма мудрости имелся свой, рождаемый и направляемый ею ветерок. В том, что
