Достигнув храма, оно сначала окутало его, а затем, просочившись между колоннами, заполнило все его пространство до самой земли. Причем, и это было хорошо заметно, большая его часть – плотный сгусток огня – расположилась прямо под Полусферой, прижавшись к ней и охватив ее снизу. Полусфера при этом начала темнеть, словно наполняясь черным дымом, пока не стала похожей на головешку из костра. И вдруг нестерпимый свет, гораздо более яркий, чем солнечный, вспыхнул над ней, разлившись на все небо. Он лился со всех сторон сплошным потоком и, проникая в Полусферу, заполнял ее собой. Жадно поглощая его, Полусфера стала медленно светлеть, приобретая свой обычный вид, затем – разгораться, становясь все светлее, и вскоре, превзойдя по яркости солнце, стала подобной горящему под ней облаку, слившись с ним в одно целое. Но и после этого она продолжала разгораться и терять свои очертания, пройдя уже все цвета каления вплоть до белого, и все, кто видел это, были поражены тем, настолько белым он может быть! В конце концов Полусфера превратилась в бесформенное пятно, уже не имевшее никакого цвета, призрачно переливаясь и причудливо искажая видимое сквозь нее пространство. Свет продолжал литься в нее, но уже не со всех сторон. Он образовал над ней гигантскую воронку, устремленную в небо, по которой, закручиваясь вихрем, стекал в нее, словно в огромную бочку. Создавалось впечатление, что Полусфера неудержимо и ненасытно сосет звездную бездну, стремясь поглотить без остатка свет всех звезд и всего, что только может его испустить.
Сколько дней продолжалось это явление, которому никто так и не смог придумать названия, невозможно было определить, ибо все течение времени превратилось в сплошной нескончаемый огненный день. Оставшиеся в живых люди, кому повезло не быть сожженными или зажаренными в своих убежищах адским жаром Хазаат-Тота, гонимые жаждой и голодом, стали понемногу вылезать наружу и покидать опаленный город. С окрестных дюн, стоящих холмами вокруг города, они с ужасом наблюдали за происходящим, забыв о пище и сне, умирая от истощения и изнеможения. Казалось, прошла уже вечность, как вдруг звенящую тишину, царившую здесь все это время, разорвал чудовищный громовой раскат, от которого задрожали земля и воздух на многие километры вокруг. Он пронизал головы и сотряс плоть ничего подобного не ожидавших людей, словно ураганом повергнув их на землю. Вместе с ним Полусфера, на неуловимое мгновение обретя свои очертания, раскололась на бесчисленное множество мельчайших осколков и, превратившись в облако пыли, стремительно разлетелась в разные стороны, моментально рассеявшись, словно дым, в раскаленном воздухе. От неимоверного жара почернели и рассыпались верхушки колонн, а переливающееся огненное чудовище вдруг сжалось в упругий комок и, вспоров небеса немыслимой молнией, исчезло в вышине, уступив место в ней тусклому заходящему солнцу. Жаркий ветер, влекущий за собой жесткие струи песка, устремился со всех сторон к опустевшему храму, где, закрутившись смерчем, поднялся вверх, словно желая заполнить песком опустевшее место Полусферы. Но очень скоро он стих, будто, подобно измученным жителям города, истратил последние силы. Над городом вновь воцарилась тишина, но уже не нестерпимо пронзающая звенящим напряжением, а навалившаяся тяжелым и холодным могильным безмолвием. Под покровом ночи люди осторожно потянулись обратно в город, но лишь затем, чтобы отыскать и собрать уцелевшие пожитки. Происшедшее представлялось им немыслимым и неведомым проклятием, посланным какими-то чудовищными потусторонними силами, неподвластными никаким богам. И оставаться в городе, посещенном ими, было для жителей равносильно безумию и верной гибели.
Непроглядный мрак опустился на все окружающее, и Ахмед, сказав, что мы больше ничего не увидим, задул лампу. Мы были глубоко потрясены увиденным, мучительной болью отозвавшимся в наших сердцах. Ибо мы увидели кончину великого и прекрасного города, бывшего колыбелью разума и мудрости в нашем мире, жемчужиной расцвета человеческого рода, гибель бесценного творения таинственных посланцев бесконечности, многие века служившего благородной миссии донесения до нас мудрости миров. Тяжкая скорбь овладела нами, ибо мы осознали, что ни мы, ни кто другой не увидят больше ни благословенного города, ни священного храма, ни таинственной Полусферы. Но скорбели мы недолго. Ибо впечатления от увиденного переполняли нас, и мы, слово за слово, почти сразу же принялись обсуждать его, забыв об усталости и несмотря на спустившуюся ночь. Не было никаких сомнений, что Хазаат-Тот был послан сюда своим повелителем, и нам было совершенно ясно – с какой целью. Великий Ктулху проведал или почувствовал, что здесь бесплатно и всем желающим раздается такая желанная для него мудрость, и, разумеется, не мог пренебречь столь заманчивым приобретением. И конечно же целью его не было разрушение Полусферы. Похоже, это произошло случайно – просто у нее не хватило прочности утолить алчность мастера, и поток света, несущего мудрость и всасываемого Хазаат-Тотом, оказался слишком большим и бурным для ее материала.
Уснули мы лишь на исходе ночи, сами не заметив – когда и как, ибо утомление в конце концов взяло верх. При этом мы даже не выставили дозора, чего не позволяли себе ни до этого, ни после. Впрочем, мы вполне могли положиться на четырех верных псов, которых, умиравших от голода, в свое время подобрали в Дамаске и великолепно обучили сторожевому делу. Проснулись мы поздно и весь день посвятили обустройству лагеря и обсуждению планов предстоящих действий. На следующее утро Музафар и Ахмед отправились обратно в оазис, чтобы доставить сюда следующую партию необходимых нам грузов. Мы же, отпустив оставшихся верблюдов на вольный выпас, приступили к осмотру города. По опыту обследования подземелья, мы поначалу пользовались помощью лампы, которая помогла нам сделать немало полезных находок, но затем,
