Пройдя по открытому пляжу, мы углубились в заросли ивы, прошли немного по узкой тропке и оказались на берегу небольшой бухточки.
Я скинул одежду и в плавках ринулся в воду. Уже оттуда наблюдал, как моя спутница аккуратно сложила платье и, оставшись в розовых трусиках и бюстгальтере, шагнула вслед за мной, и мы начали весело бултыхаться.
Вода оказалась холодной, поэтому купание не затянулось, мы выбрались на берег в мурашках.
– Отвернись и обещай, что не будешь подглядывать, – потребовала Лена, – я выжму белье.
– Обещаю, – сказал я и отвернулся.
За спиной послышался шорох.
Я повернулся: Лена стояла обнаженная, выжатые трусики висели на ветке ивы, а бюстгальтер был у нее в руках. Ее красота просто сводила с ума.
Я судорожно сглотнул и, сказав: «Я тебя обманул», – прижал ее к себе и принялся целовать.
Мокрый бюстгальтер холодил мой живот. К груди прижались ее твердые соски.
Через секунду руки Лены обвились вокруг меня, и она начала неумело отвечать на мои поцелуи.
Как мне удалось справиться с собой, не понимаю, но объятия я разжал. После чего поднял с земли упавший бюстгальтер и молча протянул его девушке.
Она шалыми глазами продолжала смотреть на меня. Затем, схватив свою вещь, прошептала:
– Ну пожалуйста, отвернись, я стесняюсь.
Ей действительно было стыдно. Покраснела она с ног до головы. Пришлось снова отворачиваться, и на этот раз до тех пор, пока мне не сообщили, что уже все сделано.
Лены стояла в своем платье и пыталась расчесать мокрые волосы. Только красные пятна на щеках напоминали о том, что сейчас случилось.
– Прости, – со скорбным видом пробурчал я, не испытывая на самом деле никакого раскаяния. Наоборот, все шло просто отлично. Если бы я не нравился девушке, со мной бы так не целовались.
– Ты нахальный обманщик, – констатировала Лена, все еще переживавшая случившееся событие. – Я тебе больше не верю.
– И не надо, – сообщил я, улыбаясь, и опять привлек ее к себе.
Через час мы выбрались по тропке обратно на пляж и уже в обнимку направились к автобусной остановке.
Наши изменившиеся отношения на работе заметили на следующий же день. Узнал об этом, когда меня зазвала к себе Наталья Петровна.
– Саша, мне надо с тобой серьезно поговорить. Не догадываешься, о чем?
Я пожал плечами:
– Не знаю, может, по работе.
Директор досадливо поморщилась:
– У тебя все шуточки, нет, не по работе. Скажи, пожалуйста, какие отношения у тебя с Леной Сафоновой?
– Хорошие.
Наталья Петровна начала медленно свирепеть:
– Не строй из себя дурака, я сейчас спрашиваю тебя не как директор, а как близкая подруга ее тети, считающая себя ответственной за племянницу. Ты переспал с ней? Ты вообще понимаешь, что наделал? Тебе семнадцать лет, дурак дураком. Она хоть и старше на год, ничем тебя не лучше. А если она забеременеет?
– Наталья Петровна, во-первых, попрошу не лезть в мою личную жизнь, а во-вторых, честно говорю, что ничего подобного у нас не было. И вообще, откуда вы это взяли?
– Ой, можно подумать, это тайна великая, – фыркнула директорша. – Достаточно взглянуть на Ленку, и все сразу ясно. Хорошо хоть Агафья Тихоновна тоже не от мира сего, ничего не замечает.
– И все же, Наталья Петровна, вы ошибаетесь. Мне действительно очень нравится Лена, но ничего такого у нас не было, говорю еще раз.
– Ну, смотри, Сапаров, кто меня обманет, тот дня не проживет. Иди работай и помни, я за тобой наблюдаю. Лене только ничего не вздумай говорить, с нее станется мне скандал устроить. Но ты и жук! Холера этакая! Надо же так девчонку в себя влюбить, та совсем голову потеряла, – сказала директорша напоследок.
Когда бармен вышел, Наталья Петровна позвала к себе профорга:
– Ну что, Зоенька, совсем заврались в своих сплетнях.
– Каких конкретно, уточните, пожалуйста.
– Как каких? Про Сафонову Лену и Сапарова.
– Так какая же это сплетня, Ленка третий день в облаках витает, даже посетителей временами не слышит. Вы как будто не знаете, когда такое бывает.
– Короче, бывает, не бывает, а языки прищемите. Нечего небылицы распускать.
– Нечего так нечего, – согласилась Зоя. Но все равно осталась при своем мнении, что девушка может так себя вести, если ее очень неплохо наладили.
Я стоял за стойкой и вел глубокомысленный разговор со своим приятелем, Вовкой Третьяковым. Он ухитрился не поступить на самый непрестижный факультет нашего вуза, сельскохозяйственный. Помня о словах майора из военкомата, он даже не пытался устроиться на работу, а болтался, ожидая призыва.
Денег у него не было, поэтому приходилось наливать ему за счет заведения. Наглеть он не наглел, но раз в неделю заходил обязательно.
Сейчас мы с ним разговаривали о смысле жизни.
– Смотри, Сашка, нам в школе мозги компостировали: надо поступать, надо поступать. Получите высшее образование и будете в шоколаде. Ты тоже бубнил два года: буду на физмат поступать, физиком стану.
А сейчас работаешь барменом. Денег полный карман, блат везде. Лена у тебя вообще отпад, красавица. Даже со мной, как скажу кому, что у меня друг бармен, сразу начинают по-другому разговаривать. Получается, все в жизни не так, как нас учили.
Возьми Феликса Прохорова, соседа моего. Он после восьмого класса пошел учиться в ПТУ. Я тогда удивлялся, чего он десятилетку не хочет окончить. А он сейчас холодильники и кассовые аппараты у вас в тресте кафе и столовых чинит. Сыт, пьян и нос в табаке. Я к нему недавно домой зашел, так у него стеллаж с новыми книгами стоит. Таких книжек в магазине не продают. Одни собрания сочинений.
Я засмеялся. Прохоров недавно был у меня в баре, чинил холодильник. Пообедал у нас и позлословил насчет Третьякова, мол, тот, мог бы и поработать два-три месяца, вместо того чтобы валять дурака и трясти родителей на бабки.
Сейчас что-либо объяснять другу было бессмысленно. До известных событий оставалось еще двадцать три года, целая жизнь,
